Горячая точка - Иван Сербин

— Башня хорошо освещается, — возразил Четвертаков.

— Да, верно, — согласился Третьяков. — Но подсветка включается изнутри. Не думаю, что террористы настолько глупы, чтобы включить прожектора специально для нас.

— Однако есть еще и внешние осветительные планшеты, — Четвертаков отодвинул шторку и указал на плоские бетонные «планшеты». — В каждом из них более полусотни мощных прожекторов. Этого вполне достаточно.

— Я о них помню. Но рубильники находятся внизу, в самих «планшетах». Подойти к ним — все равно что провести еще один штурм. Итак, темнота. С одной стороны это плюс — террористы не смогут увидеть штурмовые группы «Альфа» и «Бета», с другой же... Конференц-зал находится как раз над смотровой площадкой. В случае непрерывного плотного огня неизбежен определенный разброс. К тому же необходимо учесть сильный боковой ветер. Вертолеты будет раскачивать, словно лодки в шторм. Боюсь, как бы не вышло, что мы убьем заложников собственными руками. Точнее, руками пилотов. Третье: на какую высоту поднимется дым до полного рассеивания при достаточно сильном порывистом ветре? На тридцать метров? На сорок? Допустим, в лучшем случае, на сорок. Окна же третьего этажа находятся на уровне шестидесяти трех метров. Если будет хоть немного света — даже от уличных фонарей, — террористы увидят атакующие группы и прикроют огнем товарищей, находящихся на первом этаже. Плюс к тому они могут воспользоваться прожекторами подсветки, развернув их в противоположную сторону и осветив прилегающую к башне территорию. Тем самым террористы ослепят атакующих и лишат возможности вести прицельный огонь. При таком раскладе, прежде чем группы «Альфа» и «Бета» достигнут башни, они потеряют как минимум две трети личного состава. Прошу учесть еще вот что: дым, каким бы густым он ни был, непроницаем только для взглядов, но никак не для пуль. «Слепой» огонь способен нанести урон не меньший, чем огонь прицельный. Итого, три важных минуса. И это только на первый взгляд. Думаю, можно копнуть глубже и отыскать еще ряд просчетов. Впрочем, — повернулся он к Ледянскому, — если вас устраивает извечное русское «авось», то...

— Но я же сказал, это всего лишь черновой вариант, требующий тщательной доработки, — напомнил Чесноков. — Вы указали нам на определенные минусы, спасибо. Мы их учтем при разработке окончательного плана штурма.

Ледянский задумался. Доводы Третьякова произвели на него впечатление.

— Можно ли решить эти проблемы? Меня в первую очередь волнует безопасность заложников.

— Свести риск к нулю вряд ли удастся, — заметил Третьяков, придвигая схему к себе, — но снизить до разумного минимума вполне возможно.

— Каким образом?

— Для начала необходимо решить проблему освещения, поскольку именно в ней ключ к удаче, — ответил Третьяков.

Квартира оказалась хоть и трехкомнатной, но совсем маленькой. Когда Илья Викторович открыл дверь, Беклемешев скользящим движением сунул руку за пазуху и положил пальцы на рукоять пистолета.

Он уже узнал все, что ему было необходимо, и зашел сюда лишь затем, чтобы убедиться — Петра в квартире действительно нет. Как говорится, доверяй, но проверяй.

В темной прихожей стояла низенькая, седая, напуганная женщина. Была она похожа на мышь, угодившую в мышеловку.

— Здравствуйте, Светлана Ивановна, — поздоровался Беклемешев.

Женщина, не сказав ни слова, повернулась и быстро ушла в комнаты. Майор услышал, как в глубине квартиры щелкнул язычок английского замка.

Илья Викторович включил свет, покосился на гостя, мотнул головой:

— Раздевайся, проходи. В кухню.

Выйдя из коридора в большую комнату, Беклемешев непроизвольно огляделся. Горел тускловатый торшер, но даже в его свете было видно, что квартиру любят. Порядок царил просто образцовый. Нигде ни пылинки, ни соринки. Все на своих местах. Беклемешев сразу представил себе крохотную, под габариты квартиры, хозяйку, скользящую, точно привидение, в полумраке по комнатам с кастрюлькой и тряпкой в руках. Трущую, трущую, трущую, до немыслимой, сводящей с ума чистоты, до стерильности.

— Это мать. У нее насчет чистоты строго. В кухню проходи, — напомнил Илья Викторович.

— Да, спасибо.

Они прошли в крохотную, чистенькую, как и вся остальная квартира, кухоньку. «Все как у всех», — вспомнилось Беклемешеву. Стандартная обстановка стандартной малогабаритной кухни. Таких в Москве миллиона четыре из девяти. Гарнитур «рогожка», холодильник «Минск».

— Садись, — буркнул хозяин и, встав у раковины, принялся мыть руки.

Беклемешев оценил. Но не улыбнулся.

— Что ты мне хотел сказать? — спросил Илья Викторович. — Чай будешь? — Он, не дожидаясь ответа, поставил чайник. Шлепнул на стол пачку «Примы», подсел, закурил.

Беклемешеву показалось, что в тишине квартиры снова, на сей раз едва слышно, щелкнул замок. Он напрягся.

— Иди к себе! — вдруг рявкнул Илья Викторович.

Тишина, затем шарканье подошв и все тот же металлический щелчок.

— Покоя от нее нет, — глядя в стол, пояснил хозяин. — Ну так и что?

— Видите ли, Илья Викторович, мы располагаем сведениями, что ваш старший сын, Дмитрий, был сегодня захвачен террористической группой в качестве заложника. Вместе с ним еще двадцать человек, в числе которых один из заместителей министра обороны.

— Митька? — недоверчиво посмотрел тот.

— Да. А еще мы предполагаем, что в составе группы террористов ваш младший сын — Петр.

Илья Викторович вскинулся.

— Петька? Стервец! Все не угомонится никак. Вон что удумал, паскудыш!

— Вы знаете людей, с которыми Петр поддерживал отношения в последнее время?

— Откуда ж мне знать? С Генкой вон поддерживал.

— С Олейниковым?

— С ним. Пока того не забрали. А уж с кем потом — и не скажу. Но ошивался где-то с утра до ночи, стервец. Говорил матери: глаз да глаз за ним нужен, так нет. Отощал, оголодал. Одеться мальчику, обуться. Позаботиться. Дозаботилась, — добавил он громко, явно рассчитывая на невидимого слушателя.

На пороге кухни, словно призрак, вдруг возникла та самая «серая мышка». Она подкралась абсолютно беззвучно, и при ее появлении Беклемешев вздрогнул.

— Все врешь! — заполошно каркнула женщина. Голос у нее оказался неприятно резким, с нервными рваными интонациями. — Все врешь! Петрушенька! Мой Петенька!

Она неожиданно шагнула вперед и, прямо через голову Беклемешева, хлестнула мужа сухой, покрытой пигментными пятнами рукой по лицу.

— Все ты врешь! — Женщина наклонилась к майору и вцепилась ему в запястье сухими горячими пальцами. — Спасите моего Петеньку. Спасите моего Петеньку, — зашептала она, заглядывая Беклемешеву в глаза. — Спасите.

Тот интуитивно отшатнулся. Во взгляде женщины он не увидел ни капли разума. Только вихревое безумие.