Девушка с зелеными глазами - Собиан Б. Хайес

«Ты отмечена, Кэти».

Я вспомнила о жене священника, которая говорила, что все еще чувствует в доме присутствие Женевьевы, будто много лет назад какая-то часть ее осталась там. Может, она была так же отмечена? У Люка на все могли найтись логичные объяснения, но он не мог заставить меня перестать бояться этой изумрудной стекляшки. Мама взяла кулон домой, и у меня было странное чувство, что единственный способ избавиться от него — это вернуть в руки Женевьевы. У меня уже не вышло один раз, но теперь я знала, как мне следует поступить.

Люк уезжал на стажировку и должен был вернуться только через неделю, но зато он обещал подбросить меня до колледжа после каникул. Он высадил меня у крыльца, где, как обычно, толпились все студенты, как раз когда подошла Женевьева. Боль в лодыжке стоила того, чтобы видеть ее завистливое личико, когда все поспешили мне на помощь. Мои сумка и папка с набросками были торжественно внесены внутрь, все шутили по поводу моего увечья и пытались одолжить у меня костыли. Нога так опухла, что я не влезала в свою обычную обувь и пришлось взять у мамы старые разношенные мокасины, которые сидели на мне, как калоши. Они были так ужасны, что даже выглядели круто и стали предметом всеобщих разговоров. Я отправилась прямо в класс и принялась за работу, радуясь, что мне не приходится стоять на ногах.

Подошла улыбающаяся мисс Клегг.

— Кэти, секретарь просит тебя подойти в канцелярию. Я уверена, это просто формальность, чтобы убедиться, что ты не планируешь устраивать никаких акробатических этюдов в колледже, пока не поправишься.

Я уже привыкла к костылям, хотя мне приходилось напрягать такие мышцы, о существовании которых я даже не подозревала, и руки ужасно болели. Секретарь, миссис Райт, усадила меня за стол и прочла мне длинную лекцию о здоровье и безопасности, перечислив все вещи, которые я не должна делать. Должно быть, в глазах у меня была неприкрытая скука, потому что она извинилась и сказала, что все это было необходимо ради здравого смысла. Пока она говорила, я вспомнила последний разговор с Люком.

«С этим тебе придется разобраться самой, Кэт. Я знаю, ты как-нибудь выкрутишься».

Кто, кроме нее, имеет доступ к данным Женевьевы? Похоже, это шанс, которого я ждала.

— Можно попросить вас об одной вещи? — выпалила я, пытаясь встать со стула и преувеличенно вздрагивая от боли. — Наша новая студентка, Женевьева… она такая милая, но слишком стеснительная и не хочет никому говорить о своем дне рождения, потому что не хочет лишнего шума.

Я выжидала, надеясь, что миссис Райт поймет мой намек и позволит мне не говорить загадками, но ее лицо оставалось невозмутимым.

— Не могли бы вы сказать мне ее дату рождения, чтобы она не лишилась праздника? Это будет очень печально, потому что она — сирота и мы бы хотели сделать ей сюрприз.

Она с сожалением покачала головой:

— Извини, Кэти, я не могу этого сделать. Для тебя это может показаться мелочью, но это нарушение правил конфиденциальности. Я не имею права распространять информацию о студентах.

Я встала и разочарованно поковыляла к двери. То, что меня вызвали в канцелярию, показалось мне отличной возможностью, но я все испортила, а другого способа узнать правду не было. Обращаться к ее приемным родителям было слишком опасно, потому что они могли рассказать ей о моих расспросах.

— Кэти?

Я встала, понадежнее оперлась на костыли и повернулась к ней. Миссис Райт улыбалась мне.

— Кэти, если хочешь, ты можешь спросить о дате моего рождения.

Я испугалась, не слишком ли она заработалась или что-нибудь подобное, но она хитро мне подмигнула.

— Видишь ли, одна из новых студенток и я родились в один месяц, но только я уже в конце, а она в самом начале.

Ее хитрость было несложно понять, и я улыбнулась от уха до уха. С ее стороны было очень остроумно обойти правила таким способом.

— Когда же ваш день рождения, миссис Райт? — улыбнулась я.

Она скрестила руки.

— Ой, спасибо, что спрашиваешь, Кэти. Двадцать девятого июня.

Я рассыпалась в благодарностях, а она придержала дверь, чтобы я могла выйти. Значит, Женевьева должна была родиться 1 июня и наши дни рождения разделяло всего четверо суток. Это подкрепляло мое предположение, что наши мамы могли быть в одном и том же роддоме. Я не приблизилась к разгадке тайны, но новая информация обеспечила еще одну путеводную нить, и это уже было кое-что.

Меня ожидало еще одно испытание. Рано или поздно мне придется столкнуться с Мерлином, и мне нужно смириться с этим, потому что сейчас я слишком нервничала и в животе у меня порхали бабочки. Но мое сердце все равно подскочило, когда во время обеда он вошел в кафетерий и наши взгляды немедленно встретились. Он жалко улыбнулся мне, и у меня перехватило дыхание, потому что он выглядел таким красивым и умирающим от тоски. Мне в голову пришли все эти черно-белые фильмы, где героя и героиню навсегда разлучают обстоятельства, и они смотрят друг на друга глазами, полными непролитых слез, но они должны быть храбрыми, и вся сцена становится просто душераздирающей, когда поезд печально отходит от перрона, и тут начинает играть грустная музыка…

«О боже, Кэти Риверз, ты неисправимая идиотка».

После занятий я ждала Нэт на крыльце у автоматических дверей. Она настаивала, чтобы меня подбросила до дома ее мама. Я втиснулась в самый угол, чтобы в меня никто не врезался и не сбил с ног. Я пробыла одна ровно минуту, а затем рядом уже оказалась Женевьева. Она развела руки в стороны, перегораживая мне путь, будто с целью помочь. Был ясный погожий денек, и мы стояли лицом к лицу на ярком осеннем солнце. Я замерла, как кролик перед удавом, и не могла отвернуться. Чуть в стороне от носа у нее виднелся практически незаметный шрамик, и я смущенно потрогала такой же у себя, ощутив маленькую неровность на коже: я получила его, упав с качелей, когда мне было лет десять. Женевьева сдвинула рукой челку с глаз, и я заметила у нее на ладони четкий узор из веснушек, похожий на звезду. У меня была похожая отметина, но на другой руке, и мама говорила, что это счастливый знак.

Я не видела ее неделю и почти забыла это неприятное чувство. Сегодня оно представляло собой интересное сочетание: ликование с примесью злорадства, настоянное на волнующем предвкушении.

— Как жаль, что тебя не было на вечеринке, она была просто потрясной.

— Ничего страшного, Женевьева, все равно ничего нельзя было поделать. Было очень мило с твоей стороны организовать ее для Нэт. Она была в экстазе.

— Да, была. — Женевьева разглядывала свои ногти так, будто собиралась их поточить. — Я уже отбила у тебя подруг, и остался только один человек.

— Ты имеешь в виду Мерлина?

Она равнодушно пожала плечами.

— Он что, еще ничего тебе не рассказал?