Имя мне - Легион - Роджер Желязны

— Следовательно, по вашему мнению, если сегодня Палачпредставляет собой мыслящую личность, то отношение его к своим бывшимоператорам единственное: он не хотел бы иметь с ними больше ничего общего?

— Верно. Как ни жаль вашей гипотезы о Гермацисовомкомплексе. Но в таких случаях мы должны оценивать мозг, а не душу. И мы видимдва варианта: либо он гибнет от шизофрении, либо успешное решение его проблемсовершенно исключает возникновение желания отомстить. Другими словами,беспокоиться не о чем.

Как бы мне это изложить потактичнее? Я решил, что не смогу…

— Все это прекрасно, — сказал я, — настолько, насколько этореально. Но оттолкнемся одновременно и от чистой психологии, и от чистофизического. Могла ли существовать какая-то особая причина для того, чтобы онжаждал вашей смерти — то есть, я имею в виду простой и старомодный мотивубийства, основанный скорее на событиях, чем на всяких особенностях егомышления или психических отклонениях?

Выражение лица ее было трудно разгадать, но, учитываяхарактер ее работы, я мог рассчитывать и на меньшее.

— На каких событиях? — спросила она.

— Понятия не имею. Потому и спрашиваю.

Она покачала головой.

— Боюсь, что не знаю.

— Ну, что ж, — сказал я, — я больше не могу придумать, о чемвас еще порасспросить.

— А я не могу придумать, о чем вам еще рассказать.

Я допил кофе и поставил чашку на поднос.

— Тогда благодарю вас, — сказал я, — за ваше время, за кофе.Вы были очень полезны.

Я поднялся. Она тоже.

— Что вы будете делать дальше? — спросила она.

— Я еще не совсем решил, — ответил я. — Хочется подготовитькак можно более полное сообщение. Может, вы что-нибудь посоветуете?

— Я полагаю, что тут и изучать больше нечего, я дала вам всефакты, которые только можно найти для вашего сообщения.

— Вы полагаете, Дэвид Фентрис не мог бы найти здеськакое-нибудь дополнительное толкование?

Она фыркнула, затем вздохнула.

— Нет, — сказала она. — Я не думаю, чтобы он сказал вамчто-нибудь полезное.

— Что вы имеете в виду? То, как вы это сказали…

— Я знаю. Ничего я не имела в виду. Некоторые люди находятутешение в религии. Другие… Вы знаете. Другие в конце жизни платят ненавистью первойее половине. Они не использовали ее так, как намеревались. Отсюда исвоеобразная окраска их мыслей.

— Фанатизм? — спросил я.

— Не обязательно. Неуместное рвение. Нечто вроде мазохизма…Черт побери! Я не могу ни поставить диагноз на расстоянии, ни повлиять на вашемнение. Забудьте то, о чем я вам сказала. Составьте свое собственное мнениепосле того, как повстречаетесь с ним.

Она подняла голову, оценивая мою реакцию.

— Ну… — отреагировал я. — Я вообще-то не уверен, чтоотправлюсь с ним повидаться. Но вы возбудили мое любопытство. Как может религиясказаться на деятельности инженера?

— Я разговаривала с ним после того, как Джесси сообщил намновость о возвращении корабля. Тогда у меня сложилось впечатление, что онпочувствовал, что мы вторглись в сферу Всемогущего Господа попыткой сотворитьискусственный разум. То, что наше творение спятило, было единственнымподходящим концом — ведь оно представляло собой результат несовершенногочеловеческого творения. И ему, кажется, показалось вполне возможным, что Палачвернулся для возмездия — как карающая нас рука правосудия.

— О!

Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.

— Да, — сказала она. — Но, может быть, я просто застала егов дурном настроении. Наверное, вам стоит оценить все это самому.

Что-то толкнуло меня покачать головой — некоторая разницапрослеживалась между оценкой его, моими воспоминаниями и замечаниями Дона отом, что Дэйв заметил, что знает мозг Палача и не особенно тревожится. Где-тосреди этих точек зрения лежало нечто, что, как я чувствовал, я должен знать иузнал бы без особого расследования.

Итак, я сказал:

— Ну, думаю, теперь достаточно. Это, так сказать, психологическаясторона изучаемого мною вопроса — не механическая и уж точно не теологическая.Вы очень мне помогли. Еще раз спасибо.

Она шла с улыбкой вплоть до двери.

— Если вас не слишком затруднит, — сказала она, когда яшагнул в коридор, — я бы хотела узнать, чем закончится вся эта история — илилюбой интересный поворот, касающийся его.

— Моя связь с этим делом закончится, как только я составлюсвой отчет, а сейчас я как раз отправлюсь его писать. Конечно, я могупо-прежнему почерпнуть какую-нибудь информацию…

— У вас есть мой номер?

— Нет, но…

У меня он был, но я записал его снова — прямо под ответамиее соседки, касающимися моих исследований по части моющих средств.

Двигаясь в намеченном направлении, я для разнообразияразмышлял над всеми связями в этом деле. Я направился прямо в аэропорт, нашелсамолет, готовящийся к полету в Мемфис, купил билет и последним взошел на борт.Несколько десятков секунд, возможно, вот и все. И не осталось даже запаса,чтобы освободить номер в мотеле. Неважно. Добрый доктор, вправляющий мозги,убедила меня, что так или иначе Дэвид Фентрис будет следующим, черт бы егопобрал. Слишком прочно сидело во мне чувство, что Лейла Закери не рассказаламне всей истории. Я должен был получить возможность пронаблюдать все измененияв этом человеке для себя и попытаться представить, какое отношение они имеют кПалачу. Ибо по многим причинам я мог судить, что отношение к Палачу этиизменения имеют.

Я высадился в холодный, немного облачный полдень, почтисразу же нашел транспорт и направился по адресу конторы Дэйва.

Предгрозовое ощущение прокатилось по моим нервам, когда япересекал город. Черная стена туч продолжала громоздиться на западе. Позже,когда я оказался перед зданием, в котором делал бизнес Дэйв, первые несколькокапель дождя уже ударили в его грязный кирпичный фасад. Потребовалось бы кудабольше воды, чтобы освежить это здание или любое другое в округе. Я подумал,что дождю пришлось бы для этого идти куда дольше, чем теперь.

Я стряхнул капли и вошел внутрь.