Черный замок над озером - Екатерина Островская

– А кто стрелял в вашу бывшую сокурсницу?

– Да вы что! – тряхнул головой Нильский. – Это как раз в собаку стреляли. Окно в моей тачке прострелили. С Женькой ничего не случилось.

– А кто вам поручил похитить гражданку Лукошкину?

– Как вы смеете меня в чем-то подозревать! – возмутился Слава. – Я известная личность, как можно так… И вообще, это уже третий вопрос, а мы договорились только на два.

– Хорошо, – согласился следователь. – Тогда я задам вам этот вопрос в другом месте. Сейчас вызову транспорт с конвоем, и вас доставят в другую больницу – не такую комфортную, конечно, но там вы скорее расскажете мне все – под протокол.

– Нет! – простонал Нильский. – Я же тяжело травмирован и вообще имею право на телефонный звонок.

Он покрутил головой и посмотрел на тумбочку в поисках аппарата.

Человек в белом халате протянул ему свой мобильник.

– Пожалуйста, можете воспользоваться вашим правом.

Слава взял старенький громоздкий телефон. Взял осторожно, словно боялся испачкаться. Набирая номер Гагаузенко, подумал, что полицейское ведомство могло бы закупить для своих сотрудников аппараты и посовременнее. Кстати, у тех полицейских, с которыми ему приходилось общаться, были, между прочим, айфоны.

Гагаузенко не отвечал. Звонить сейчас адвокату не имело смысла. Хотя нет, смысл, конечно, был, но Нильский знал, что известный адвкокат Щеголкин – трепло еще то. Конечно, он примчится и в «Кресты», и в тюремную больницу, но уже утром полгорода будет знать, какую именно операцию сделали известному радиоведущему. Поэтому Слава подумал немного и позвонил в приемную Метлицкого. Вспомнил, что уже поздно, сбросил вызов и снова посмотрел на старенький аппарат. Потом протянул мобильник следователю.

– Хорошо, отвечу на ваш вопрос. Но без протокола, как мы и договаривались.

Человек в белом халате кивнул.

Слава выдохнул. Потом просунул руку под одеяло и потрогал бинты повязки. Ничего не болело, и это успокаивало.

– Лукошкину меня попросил доставить к нему мой тесть Петр Назарович Гагаузенко… А вы не записываете то, что я говорю, на диктофон?

– Можете проверить, – развел руками следователь. – И потом, откуда у нас диктофоны? У нас и на пиво иной раз денег не хватает. К тому же аудиозапись по российским законам не может быть занесена в доказательную базу. И в суде, как правило, не просушивается, не приобщается к материалам судебного заседания.

– Мне это известно, – согласился Нильский. И добавил: – Я отвез Женю, и все. Это все, что я знаю и за что был жестоко наказан.

– Ну что же, вопросов больше нет, – произнес следователь, поднимаясь. – Желаю вам скорейшего выздоровления и возвращения к своим обязанностям.

Нильский достал из-под одеяла руку и протянул человеку в белом халате.

– И вам удачи.

Однако следователь не пожал его кисть, даже сделал удивленные глаза. Затем вышел из палаты. А Нильский подумал, что зря, конечно, он сказал про Гагазенко. Но, с другой стороны, ехать в тюремную больницу не хочет никто. К тому же тесть ничего и не узнает.

Следователь быстро шел по коридору отделения, на ходу снимая с себя халат. Остановился у стойки дежурной медсестры, за которой сидели две девушки. Положил халат на стойку и сказал:

– Спасибо за помощь.

Повернулся, чтобы уйти.

– Товарищ следователь, а что, это и вправду собака была? – поспешила спросить одна из медсестер.

Следователь покачал головой и ответил с грустью:

– Нет, конечно.

– А кто же?

– Поклонница, – произнес следователь таким тоном, словно это и так ясно каждому.

Он направился к выходу, а когда за ним закрылась дверь, медсестра, которая до того молчала, вздохнула:

– Симпатичный какой. Очень похож на артиста из сериала про Красную Шапочку.

Следователь вышел из здания больницы, прошел за угол и остановился возле белого «Лендровера». Открыл дверь и, опускаясь на водительское кресло, произнес:

– Ну что, Дуся, поедем за Женей?

Была почти полночь, когда машина, протащившись по лесной дороге, вползла в гору, остановилась среди сосен и посигналила. Открылись металлические створки ворот, установленных в сложенной из валунов высокой стене. Автомобиль въехал в освещенный двор, мощенный брусчаткой, и остановился. Первым из машины вылез Метлицкий. Сам открыл дверь перед Женей и сказал:

– Прибыли.

Лукошкина осмотрелась: стены, окружавшие двор, были высокими, похожими на крепостные. Да и сам дом был как средневековый замок: с башенками и узкими высокими окошками. Ей показалось, что она почти знает наверняка, куда ее привезли. Но, чтобы удостовериться в правильности своего предположения, спросила Метлицкого:

– Ладога далеко?

– Рядом, – ответил Леонид Иванович, нисколько не удивляясь ее вопросу. – Утром увидишь из своего окошка.

– Значит, до утра я, по крайней мере, доживу, – усмехнулась девушка.

Метлицкий скривился, словно услышал заведомую глупость, но промолчал.

Во двор въехал последний автомобиль. Из нее выбрался Гагаузенко и начал прохаживаться, разминая ноги.

– Какой воздух здесь! – восхитился он. – Лучше, чем на Крите.

Посмотрел на стоящего на ступенях крыльца Метлицкого, но обратился к Жене:

– А вы что скажете?

Жене не хотелось ничего говорить, но показывать свой страх хотелось еще меньше.

– Еще Геродот писал, – ответила она, – что на юге страны гиперборейцев есть большой остров, покрытый хвойными лесами, и такого воздуха, как там, нет нигде в мире. Люди на острове никогда не болеют и живут долго.

– Что за остров? – поинтересовался Гагаузенко.

– Карельский перешеек был в те времена островом, – ответила Женя.

– Запомни, Гагауз, – ухмыльнулся на крыльце Метлицкий, – блеснешь знаниями в обществе.

Он вошел в дом, за ним поспешил и Гагаузенко. К Жене подошел парень, тот, что сидел рядом с ней в машине, и произнес:

– Ну, чего стоишь? Заходи!

Внутри, как и положено в рыцарских замках, в огромном камине горел огонь, а на стенах висели мечи, щиты с гербами и прочие доспехи. В центре зала стоял длинный дубовый стол, вдоль которого шеренгой выстроились деревянные кресла с высокими спинками. По всему дому разносился запах жареного мяса.

– Все настоящее, – похвастался чужим имуществом Гагаузенко. – Этот замок построил какой-то шведский граф, у которого его забрал какой-то французский маршал, который потом у них королем стал.

– Маршал Бернадот, – подсказала Женя.