Саломея - Анна Малышева

– А во сколько?

– Я как раз шнуровала кеды, собиралась уходить. Значит, около шести утра. Как раз, когда умер папа… – Ее голос упал, будто оборвавшись с крутого склона.

– Откуда вы знаете, что он умер около шести? Может, около пяти? – Журбин говорил недовольно, но без злости.

– Я не знаю, но вы сами сказали… – пробормотала совсем павшая духом Кира.

– Ну и не говорите, чего не знаете! – грубо отрезал следователь. Однако это замечание, на первый взгляд, хамское, обрадовало Елену, как только она уяснила себе его смысл. «Он, в самом деле, не считает Киру убийцей!»

– Кажется, в подъезде той ночью была какая-то вечеринка, – поспешно вставила свое замечание Елена. Рассказ Киры о шумах в подъезде оживил в ее памяти разговор трех соседок, подслушанный ею в день убийства. Она, как сейчас, слышала недовольный голос дамы в красном пальто: «Этот Саша со второго этажа… Вечно у него гулянки по ночам! Вот, хотя бы сегодня!»

– Вы-то откуда знаете? – все еще не слишком любезно обратился к ней Журбин.

– Случайная информация. – Елена выдержала его взгляд, повторяя про себя, что бояться ей нечего. – Познакомилась с женщиной из того подъезда, она мне пожаловалась. Гуляет, кстати, милиционер, ваш коллега.

– Вы это с таким упреком произносите, будто я с ним на пару выпиваю! – поморщился Журбин. – На каком этаже милиционер проживает, тоже знаете?

– На втором, – вмешалась заметно оживившаяся Кира. – Его зовут Саша. Правда, он любит пошуметь, но на что тут особо жаловаться, не понимаю? Это кто возмущался – тетя Нина? Я уверена, что она. Ей всегда больше всех нужно.

– Нет, кажется, ее зовут иначе, – качнула головой Елена. – Дама с маленькой собачкой, в красном пальто….

– Алина Викторовна, значит.

– И Татьяна Семеновна тоже слышала шум гулянки, а ведь она живет прямо под вами. – Гордясь своей осведомленностью, продолжала женщина. – Значит, и вы слышали то же самое.

– Наверное. В моей квартире вообще странная слышимость, – задумчиво проговорила Кира, вновь останавливая взгляд на какой-то точке в пространстве. – Иногда гробовая тишина стоит, будто во всем доме нет ни души, и вдруг – так ясно! – слышатся какие-то голоса, шаги, непонятно откуда, с какой стороны… Прямо жутко бывает. Я еще и поэтому не люблю там жить.

– Я у вас была как раз, когда было очень тихо, – призналась Елена. – Даже позавидовала!

– Завидовать нечему, – вздохнула Кира. – И вообще, в этой квартире мне всегда лезут в голову грустные мысли. О маме, об отце, о том, какая странная у меня семья… Была, – еще больше помрачнев, поправилась она. – Теперь не осталось никого.

– А как же ваш настоящий отец? – осторожно спросила Елена. – Знаете, он бы очень хотел вас поддержать, но думает, что вы его оттолкнете.

– Ну его… – Девушка разом ощетинилась, вздернув худые плечи, на которых куртка болталась, как на вешалке. – Я знаю, чего бы он очень хотел, и так на себя злюсь, что едва ему на руку не сыграла!

– Вы о чем? – насторожилась женщина.

– Да о квартире! Точнее, уже о двух квартирах, я ведь единственная наследница! А если бы мне удалось умереть?! – И, засучив рукава куртки, она предъявила Елене запястья, заклеенные широким пластырем. – Ведь Михаил – мой официальный отец, а значит, наследник! Я год назад сдуру переменила свидетельство о рождении, надоело жить с прочерком вместо отца, да и… Царю Ироду хотелось насолить!

Журбин громко откашлялся и с осуждающим видом покачал головой. Елене стало жарко от волнения, и она срывающимся голосом заметила:

– Хотя вы его так и обзываете, все равно считаете настоящим отцом. Зачем это хулиганство?

– Называю, как хочу! – желчно ответила девушка, отворачиваясь к окну и натягивая рукава красной куртки до кончиков пальцев. В этот момент она, как никогда, была похожа на едва оформившегося подростка, озлобленного на весь мир и терзаемого сотней внутренних демонов. – И нечего мне скрывать, понятно? Если я знаю, что не убивала его, какая разница, как я его обзывала?!

– Браво, барышня! – неожиданно воскликнул Журбин, поднимаясь из-за столика и сгребая с него бумаги. – Я все ждал, когда в вас проснется здоровая злость и вы закончить грызть себя, а заодно и меня. Ведь в этой истории есть виновный, и вы своим самоубийством правда могли преподнести ему хорошенький подарочек. Думаю, он даже и не рассчитывал на такой бонус! На мертвую все можно списать, косвенно вы как бы покаялись… И дело закрыто. А убийца на свободе.

Подойдя к письменному столу, он с размаху бросил на него папки и закончил:

– К тому же, как вы прозорливо заметили, Михаил Шапошников, ваш официальный родитель, мог бы унаследовать после вас немалый куш! При отсутствии завещания, как я полагаю, и других прямых наследников по восходящей и нисходящей линии?

– Я только вчера, в больнице, это сообразила и так перепугалась! – Кира глубоко вздохнула, закрывая лицо ладонями. И тут же отняла их, положив на колени, неосознанным жестом ребенка, который изо всех сил пытается вести себя примерно. – Что же теперь делать?

– А ведь, в сущности, все очень просто. – Журбин бесцеремонным жестом согнал Елену со своего места, и та покорно уступила кресло, пересев за столик у двери. – Стоит только вдуматься в некоторые подробности, и многое становится понятным.

«Только не мне! – подумала Елена, с удивлением рассматривая довольное лицо следователя. – Чему он вдруг так обрадовался?»

– Ведь охота, милейшая Кира Михайловна, с самого начала шла не на покойного профессора, мир его праху, а на вас!

– Как это?! – почти в один голос воскликнули обе женщины.

– Я задал себе простейший вопрос, – явно наслаждаясь их вниманием, продолжал следователь, удобнее устраиваясь в кресле. – Как говаривали римские законники: «Кому выгодно?» Проще говоря, кто нажился на этом преступлении? Сперва можно было предположить, что это случайное, постороннее лицо – убийство профессора, ограбление квартиры… Но тут мне здорово мешала эта отрезанная голова, в которой не было никакого смысла. Я сперва даже думал, что тело вовсе не принадлежит профессору, а голову отняли, чтобы навести на ложный след. Однако, оказалось, что погиб именно он. А голова-то, – следователь обвинительным жестом указал на Киру, тут же инстинктивно откинувшуюся на спинку заскрипевшего стула, – оказалась у наследницы профессора! Конечно, при таких условиях я просто обязан взять девушку под стражу как первую подозреваемую в убийстве, а о прочих кандидатурах мне уже думать некогда. Я, знаете, паук на жалованье, обязан плести паутину вокруг мухи, нравится мне это или нет!

Он достал сигареты и, увидев жадный взгляд Киры, протянул девушке пачку и поставил перед ней порыжевшую от времени латунную пепельницу:

– И вот, стало быть, собираю я данные на вас, Кира Михайловна, и вроде складывается пасьянс, простой до примитивности. Сразу же вылезла старая история о заявлении насчет попытки изнасилования, да еще у вас была пара приводов в местное отделение по поводу краж продуктов в супермаркетах… Значит, налицо неприязненные отношения с отчимом, если не сказать больше! Вы ведь даже питаться за его счет одно время не желали. Разбираюсь я в этом, а меня все гложет один вопрос… Неужели вы такая, простите, дура, что решили хранить при себе отрезанную голову?! Два дня у вас было, чтобы от нее избавиться, а вы не сделали этого, даже не спрятали хорошенько.