Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

Аркадий Петрович сурово глянул на Родина: ё-маё, Сергей Станиславович! Кто здесь начмед?!

Родин прочистил горло:

— Вы должны понимать, Зинаида Андроновна, что… события могут развиваться по не самому благоприятному сценарию. Я понимаю, что никто не вправе решать за женщину, это только её и её решение. И раз даже вы, мать, зная о болезни вашей дочери, не смогли отговорить её от беременности…

— Да о какой? О какой болезни-то?! — Выкрикнула мать Габриэль, у которой оказалось такое простое имя.

Святогорский, Родин и Поцелуева переглянулись.

Первой обрела дар речи Оксана Анатольевна:

— Ну не могли же вы не знать все тридцать лет, что у вашей дочери синдром Марфана! И ей вредна малейшая физическая нагрузка. А уж роды!..

— Синдром Мар… Какой синдром?

Зинаида Андроновна беспомощно оглядела врачей.

— Папка её был на Николку Паганини похож? — спросил Святогорский.

— На кого?

— Итальянский скрипач-виртуоз, композитор. Длинный весь во все стороны, ростом высокий, пальцы бесконечные?

— Да…

Врачи снова переглянулись.

— Ну вот. Он. Марфан. Причудливые лики пятнадцатой хромосомы.

Родин слегка укоризненно посмотрел на Аркадия Петровича, затем мягко обратился к матери Габриэль:

— У вашей дочери тяжёлое наследственное заболевание. Оперировать её нельзя — она попросту не перенесёт комбинированный эндотрахеальный наркоз. Эпидуральную анестезию нет возможности выполнить из-за особенностей скелета и соединительной ткани. Тужиться в родах ей категорически не позволено — у неё и так уж чуть не расслоилась аорта. А ваша дочь уже рожает. У неё подтекают околоплодные воды, мы её посреди прочего вводим токолитики, чтобы замедлить процесс, но…

— Я ничего не понимаю, что вы мне тут говорите! — Зинаида Андроновна расплакалась. — С моей дочерью всё в порядке?! А с внуком? Или внучкой, я не знаю…

Настя быстро подала ей стакан воды, погладила по спине.

Святогорский покачал головой: женщина всегда глупеет, если речь идёт о её ребёнке.

— С вашей дочерью далеко не всё в порядке. С плодом — всё хорошо. Вы хотите знать пол? Мы делали УЗИ.

Это чуть-чуть успокоило Зинаиду Андроновну, в глазах загорелось любопытство, она закивала головой:

— Хочу, хочу! Не то ж я втихаря покупала приданное, Габриэль не позволяла заранее. Покупала всё салатное, бежевое, беленькое. Таких, знаете ли, нейтральных цветов.

— Вот и отлично! Мальчишка у вас. Внук!

— Слава богу! — Зинаида Андроновна аж подскочила, и радостно перекрестилась. — Мальчик! Мужик! Слава богу! Девочки — они несчастнее!

Оксана Анатольевна поняла, что надо брать дело в свои руки, мужики так и будут мямлить. Воспользовавшись моментом радостного просветления, она подсунула будущей бабушке бумагу:

— Нам нужно ваше разрешение на операцию наложения акушерских щипцов. Это единственный возможный способ родоразрешения в случае вашей дочери.

— А вы моему внуку голову там… Щипцы опасны, знаю я, читала! — Подозрительно посмотрела на Оксану Анатольевну Зинаида Андроновна.

— Нет, успокойтесь. Мы своё дело знаем, — сказала она мягко. И тут же следом добавила с металлом в голосе: — а вот ваша дочь без наложения щипцов — умрёт.

Зинаида Андроновна моментально поставила в бумаге подпись.

Накладывать щипцы вызвали Мальцеву. Потому что щипцы здесь нужны были не выходные, а полостные. А их уже никто… Почти. Мальцеву и Панина ещё учили зубры. Они и Родина учили. И даже Поцелуеву успели поучить. Но щипцы действительно операция малоприятная и в неумелых руках — травмоопасная. Потому давно уже акушеры предпочитали сделать кесарево, нежели накладывать щипцы. Но иногда щипцы были единственной операцией выбора, вот как в случае с Габриэль.

Операция наложения акушерских щипцов прошла успешно, мальчишка у Габриэль родился хоть и маловесный, но достаточно крепкий для таких мамашиных состояний. Ельский забрал его в реанимацию. В данном случае исключительно с целью перестраховаться.

А Святогорский, как привёл родильницу в себя, ещё раз уточнил весь анамнез. Более всего интересуясь: как же оно так вышло?!

Габриэль была на редкость интересной собеседницей.

— Я не хотела беспокоить мать. Если быть совсем откровенной — я больше всего пеклась о своём благополучии. Марфан у меня в не слишком выраженной форме, жить можно. А вот матушка меня бы своей заботой точно в могилу раньше времени свела.

— Но как же детские врачи?!

Аркадий Петрович негодовал. Габриэль смеялась.

— Как будто вы не знаете, что большинство участковых педиатров, особенно если они уже в возрасте, не слишком напрягаются. Да и мать моя сразу же всем с порога, ещё до всех вопросов, заявляла, что я такой паучок, потому что вся в отца.

— Непросто с такой матушкой? — сочувственно вздыхал Святогорский.

— Мне со всеми непросто. При моём-то… — Габриэль вертела пальцем у виска.

— Ну да, ну да. Тяжело жить, когда все вокруг тупее дров.

— Но она хотя бы моя мать. Хорошая, добрая женщина. Не слишком-то и глупая. По общечеловеческим меркам. Я для неё была похожа на отца — и баста. Астеническое телосложение, арахнодактилия, долихостеномелия, деформация грудной клетки — всё это было для неё просто «в папу». Так оно и есть, Аркадий Петрович. И у моего отца был синдром Марфана, аутосомно-доминантное заболевание из группы наследственных патологий соединительной ткани. Мутация гена, кодирующего синтез гликопротеина фибриллина-один.

Святогорский смотрел на Габриэль с уважением. После перенесённой операции, после наркоза, после того, как она чуть не отправилась на тот свет, чудом избежав расслоения аорты… Она вела себя великолепно. И, несмотря на очевидную слабость, сохраняла и память, и отменное умение держать себя, да и ирония её не была злой. Умный человек, всё знающий о себе и принимающий всё. Ну да, у «марфанов» коэффициент интеллекта зашкаливающий. Почему? Кто бы знал.

— Я в курсе, что жизнь «марфанов» недолга. Тридцать-сорок лет. Смерть, как правило, возникает в результате расслаивающейся аневризмы аорты или застойной сердечной недостаточности. Судя по тому, что мой отец упал на репетиции — у него случилось именно расслоение аневризмы. Когда стал подходить срок — я поняла, что мне надо родить. Создать смысл жизни для матери. Оставить ей моё дитя.

Жестом Габриэль окоротила Аркадия Петровича, попытавшегося вставить веское слово.

— Да-да, я знаю про аортальное протезирование. И разумеется, как только я приду в себя, чуть окрепну, как только вы меня подлатаете — я лягу на операцию. Но кто бы мне разрешил беременеть и рожать, будь у меня уже искусственный аортальный клапан?