Идут по Красной площади солдаты группы "Центр". Победа или смерть - Максим Шейко

Не прошло и пяти минут, занятых непрерывной беготней и деловитой суетой под аккомпанемент резких, отрывистых команд и топот ног в подкованных ботинках по выщербленным бетонным плитам и железным листам настилов, как из развалин соседнего здания, бывшего некогда складским помещением, показались первые штурмовые группы русских. А еще через несколько секунд напряженное ожидание разорвалось грохотом выстрелов. Дальше события завертелись в диком калейдоскопе – время словно сорвалось с цепи, ускорив свой монотонный бег.

Осторожно пробиравшиеся среди кирпичных осыпей и кусков бетона с вывороченной арматурой советские пехотинцы попали под плотный пулеметный обстрел сразу из полутора десятков стволов. Наткнувшись на столь мощный отпор, они сразу же отошли обратно под прикрытие развалин. Из руин напротив тут же стали раздаваться ответные выстрелы, заговорили пулеметы, резко захлопали выстрелы противотанковых ружей… И тут на сцену выкатились танки.

Первый «Т-60», проворно перебирая гусеницами, выкатился из-за угла того самого склада, где сейчас засели советские стрелки. Нойнер был готов – уж больно заманчивый разрыв в сплошном нагромождении развалин, как раз для прохода танков. Что не менее важно, наводчик тоже оказался готов и в нужный момент не сплоховал. Орудие, заранее наведенное на пролом, гулко бухнуло и, отлетев назад, выбросило на дно самоходки дымящуюся латунную гильзу. Маленький танк, чем-то напоминающий клопа, не остановился и не загорелся, он просто исчез. Мощный 7,5-сантиметровый снаряд, выпущенный с расстояния чуть больше ста метров, пробил тонкую броню насквозь и разорвался внутри, вызвав детонацию боекомплекта и бензобаков – «Т-60» буквально разлетелся на куски, исчезнув в огненном вихре взрыва, но на смену погибшему собрату из-за угла тут же вырулил следующий танк…

Время выкинуло очередной фортель, внезапно прервав свой неумолимый бег. Мгновения, еще недавно проносившиеся со скоростью пули, превратились в медленно ползущих по своим делам черепашек. Окружающая реальность как бы перестала существовать, отойдя куда-то на второй план. Ганс не видел, как накатники плавно вернули на место орудийный ствол, как заряжающий ловко сунул в раскаленный казенник новый бронебойный снаряд, как Ровель лихорадочно крутит рукоять горизонтальной наводки, ловя в прицел новую цель. Вместо этого он как завороженный смотрел на быстро (слишком быстро!) разворачивающийся силуэт маленького, но оттого не менее смертоносного противника.

Грохот выстрела хлестнул по ушам, перекрыв треск пулеметов и рев моторов. Время вновь ускорило свой бег, а события, вырвавшись на свободу из липкой паутины наваждения, понеслись вперед со скоростью курьерского поезда. Ровель промахнулся! Снаряд, просвистев рядом с башней, взорвался в бесформенной груде обломков, обсыпав советский танк кусками битого кирпича. А «Т-60» уже крутанул башней, выискивая себе цель. Вилли, даже не чертыхнувшись, вновь как заведенный припал к прицелу своего орудия. Он не успевал, катастрофически не успевал, но… В этот день Гансу и его экипажу улыбнулось счастье смелых – изменчивая Фортуна подарила им еще одну свою улыбку. Советский командир и по совместительству наводчик за пылью и дымом не смог разглядеть через мутное стекло прицела их легкую самоходку в темном провале цеховых ворот и, решив, что попал под обстрел штурмового орудия или среднего танка, отступил – тягаться с такими противниками ему было действительно не по силам. Вилли всадил запоздавший снаряд в угол склада, обрушив часть стены, когда верткая «саранча» уже скрылась за поворотом. Ганс судорожно втянул в себя наполненный пороховой гарью воздух, только сейчас заметив, что за последними событиями как-то позабыл вовремя дышать. Гауптштурмфюрера ощутимо потряхивало – пожалуй, впервые за три года войны ему довелось взглянуть прямо в глаза Смерти, а не просто ощутить кожей ее леденящее дыхание. И этот пристальный взгляд Костлявой, воплотившейся в мелком, несуразном силуэте советского танка, обильно присыпанного строительной пылью, продолжал стоять перед его глазами, сводя мышцы и сковывая мысли судорогой страха.

Рядом бахнуло тяжелое пехотное орудие, заставив Ганса стряхнуть охватившее его оцепенение и вновь вернуться к действительности. Почти тут же грохнул мощный взрыв, снесший приличный кусок стены склада напротив. Бой продолжался. Приданные штурмовой группе Нойнера орудия из полковой роты поддержки вступили в дело, посылая свои тяжелые снаряды на занятые «иванами» позиции. Впрочем, получив столь жесткий отпор и понеся серьезные потери, советские пехотинцы уже начали отход, однако осуществить его удалось далеко не всем. Неизменно находящийся при штурмовой группе артиллерийский наблюдатель направил на них огонь целого артдивизиона. Пятнадцатисантиметровые гаубичные снаряды, с шипящим гулом пролетая над позициями группы Нойнера, обрушивались на только что занятые советами руины, вздымая к небу облака едкой пыли и обломков. Пехотинцы Вебера также усилили обстрел, а вот огонь русских резко ослаб.

Под прикрытием настоящего ливня свинца и стали, прижавшего советских стрелков к земле, несколько саперов из приданного взвода выкатили из цеха помятую вагонетку, доверху наполненную снарядами и подрывными патронами, и по чудом уцелевшей колее направили этот импровизированный брандер в здание склада. Едва «адская колесница» скрылась в недрах склада, как притаившийся у выхода из цеха саперный унтер повернул выключатель своей подрывной машинки. От раздавшегося взрыва содрогнулась земля. Из многочисленных дыр в стенах многострадального склада выплеснулось пламя, после чего почти вся передняя стена и остатки крыши медленно осели вниз, скрывшись в сплошном облаке пыли.

Ганс, быстро сориентировавшись в изменившейся обстановке, тут же скомандовал перенести огонь артиллерии на сотню метров дальше, а пехоте немедленно контратаковать и занять подорванное здание. Через десяток минут Вебер доложил, что остатки русского отряда уничтожены, но часть все же успела уйти до взрыва – погибла только группа прикрытия. Ганс кивнул – все равно неплохо. Главное, что сами почти без потерь обошлись, а «иванам» так и так конец – не сегодня, так завтра подавят последние очаги сопротивления на этом чертовом тракторном заводе и нескольких узеньких улочках, зажатых между заводской оградой и рекой. А два остальных гигантских завода, расположенных южнее, и вовсе уже зачистили. Здесь, в самой северной части города, последний оплот защитников волжской твердыни, но и ему осталось недолго…

А вечером над городом разразилась гроза. Зигзаги молний раскалывали черноту неба, вонзаясь в темную гладь величественной реки. Низкие плотные тучи, казалось, цеплялись за торчащие остатки стен и обломки заводских труб. Раскаты грома не умолкали ни на минуту, сливаясь в сплошной грохочущий гул, как будто по небу катился огромный железнодорожный состав. Пелена дождя скрыла от глаз наблюдателей истерзанный город. Потоки ливня, пришедшего с морского побережья, хлестали по обгоревшим развалинам, смывая покрывавшие их пыль и копоть, сажу и кровь. Словно сама природа скорбела о разыгравшейся здесь трагедии, оплакивая тысячи и тысячи потерянных жизней.

Гансу на подавляющее число из этих тысяч погибших было глубоко наплевать. Он вообще не озадачивал себя моральными аспектами боевых действий, ограничиваясь сугубо практической стороной войны. Поэтому при первых признаках надвигающейся грозы он благоразумно отогнал «KiTi» в глубь металлургического цеха, наименее пострадавшего за время боев, и теперь, сидя под натянутым на рубку самоходки брезентом, меланхолично наблюдал, как в трех шагах от него бурлит, разбиваясь о бетонный настил, низвергающийся через провал в крыше водопад. Мыслями он был далеко отсюда. Почему бы и нет? Сталинград – взят, победа в кармане – теперь можно и помечтать.