Вселенная Айн Рэнд - Гэри Вайс

И что же вынес Меклер из того факта, что никто из организованных последователей Рэнд так и не попытался установить связь с основоположником невероятно влиятельного, близкого им по духу движения? Ничего особенного: во всяком случае, так он утверждал. «Это не ложная скромность, но во мне нет ничего особенного, — сказал он. — Я организовал „Движение чаепития“ в Сакраменто и продолжаю добровольно браться за работу, когда другие не могут, потому что у них в жизни имеются еще дела».

На самом деле я все-таки решил, что это именно ложная скромность. Если бы в Меклере «не было ничего особенного», я не стал бы брать у него интервью, а его фамилия не мелькала бы в прессе. Он совершенно точно был блистательным политтехнологом, кто бы что ни думал о его политике, и мне хотелось услышать его мнение о том, насколько велико влияние Рэнд на «Чаепитие». Ответ оказался на редкость противоречивым.

«Я сказал бы, что сам по себе объективизм, как всеобъемлющая философия, которая привлекает людей, не влияет никак. Даже те из моих знакомых, кто читал художественные произведения Рэнд, не упоминают об объективизме, — сказал он. — Они говорят о Рэнд, в первую очередь — об „Атланте“, однако не рассматривают его как о манифест философии объективизма». Иными словами, участники «Чаепития» говорят об объективизме, поскольку «Атлант» — это библия объективизма. Рэнд доносит свою философию через персонажей, и давайте посмотрим правде в глаза: объективистская теология в деталях невероятно скучна. Даже те объективисты, которые собираются в ресторане на Манхэттене, редко рассуждают об объективизме в абстрактном ключе.

Однако Меклер заметил «значительное влияние, в особенности книги „Атлант расправил плечи“, на мышление людей». Он был бы своим человеком на вечере по сбору средств в отеле «St. Regis». Ярон Брук и Тара Смит были бы рады услышать его слова. Меклер считал, что Рэнд повлияла на «Движение чаепития» даже больше, чем философы свободного рынка Фридрих Хайек и Людвиг фон Мизес, книги которых стремительно раскупались на протяжении всего 2011 года. Для участников движения, сказал он, «нет более читаемого писателя, чем Рэнд».

«Движение чаепития» испытывает вовсе не вторжение объективистов, размахивающих знаменами с именем Джона Галта и расхваливающих Рэнд, которые валом валят из ресторана на Манхэттене и прочих ячеек рэндианства, а скорее приток тех, кого в 50-е годы реакционеры именовали «сочувствующими», — людей, которые находятся под влиянием взглядов Рэнд, хотя и не разделяют их полностью. Можно провести аналогию с Новыми левыми из 60-х и 70-х годов: их активисты находились под влиянием жестких марксистских доктрин, но при этом не принимали партийную платформу целиком. Вьетконговские флаги, которыми размахивали на антивоенных митингах дети послевоенного поколения, и плакаты с именем Джона Галта на митингах «Чаепития» — прекрасно дополняют друг друга. Итои другое — символы экстремистских идей в руках у людей, снедаемых тревогой за будущее своей страны.

В моей аналогии есть только одно слабое место: в Америке «Капитал» штудируют только ученые, начинающие марксисты и прочие специалисты. Рэнд же читали миллионы американцев, и Меклер небезосновательно заметил: «Очень трудно найти среди тех, кто читал ее работы, человека, который бы заявил, что они не оказали на него влияния». Меклер относился к влиянию Рэнд на «Чаепитие» спокойно: «Когда речь идет о влиянии на мировоззрение людей и их философию, неизменно возникает зримый эффект». И он попытался объяснить, отчего Рэнд так влияет на людей: «Она сумела изложить очень сложные философские идеи в форме романа. Мне кажется, именно благодаря этому они проникают так глубоко в наше сознание и сердце».

Меклер считал, что это происходит незаметно, на подсознательном уровне.

«Людям не обязательно говорить вслух: „Я голосую за того парня, потому что его взгляды близки к философии Айн Рэнд“. Однако ее философия живет в их сердцах и умах, составляя неотъемлемую часть их личности».

Я распустил слух, что хочу поговорить с рэндианцами из «Движения чаепития», и мне тут же начали приходить электронные письма. Писали постоянные участники движения, радуясь, что могут помочь непосвященному постичь суть их учения (на постижение которой я уже угробил уйму времени). Я мог понять их неудовлетворенность существующим положением в стране, но не мог понять, почему они ратуют за политику, способную только глубже затянуть нас в то болото, в котором мы и так уже увязли.

В работе Томаса Франка «Что случилось с Канзасом?» объясняется, почему люди из центральной части Америки чувствовали и голосовали так, как они чувствовали и голосовали в 2004 году, в разгар правления Буша. В то время центром всеобщего внимания была социальная сфера, а экономике уделялось мало внимания. Теперь экономика в чудовищном состоянии, и социальные проблемы отошли на задний план. Однако у нас на глазах под флаги «Чаепития» стягиваются миллионы простых людей, откровенно одобряя экономическую политику, которая для многих из них будет подобна удару ножом. Я могу понять инстинктивное отвращение северовосточной элиты, вынуждающее людей голосовать против своих интересов. Я могу понять, когда люди закрывают глаза на те аспекты экономики, которых не понимают. Но я никак не могу понять, когда люди беспечно приветствуют самую радикальную форму нерегулируемого капитализма, которая нанесет вред непосредственно им, их детям и родителям.

Одно дело — считать, что бремя национального долга не следует взваливать на внуков. Но что, если эти внуки не получат дотаций на образование, что, если они и их родители не смогут позволить себе медицинскую страховку — разве не об этом стоит тревожиться в первую очередь? Разве титанические усилия государства по обеспечению граждан недорогой медицинской помощью — нев личных рациональных интересах большинства людей? Понимают ли активисты «Чаепития», в чем состоят их собственные интересы? Знали ли они, что именно поддерживают, когда поднимали на митингах «Чаепития» бесчисленные плакаты с именем Джона Галта? Или же это — пустой символ, и они потрясали ими так же, как люди моего поколения потрясали плакатами на антивоенных митингах, которые иногда устраивались в поддержку кровожадного Вьетконга?

С точки зрения Рэнд, для антивоенных митингов 1960-х годов имелся эгоистический мотив. Ведь мужская половина попросту стремилась избежать службы в армии. «На войну мы не пойдем!» — скандировала молодежь. Но участники «Чаепития» скандируют: «Свободу большому бизнесу!», «Дайте миллиардерам налоговые льготы!» Я с нетерпением ждал, когда же эти люди разъяснят мне причины своего поведения.

После Марка Меклера первым «чайником», который согласился встретиться со мной, был человек по имени Марк Герр. Выходец из «самого западного Теннесси, родины Элвиса и барбекю», он участвовал в «Чаепитии Среднего Юга», которое охватывает север Миссисипи, восточный Арканзас и почти весь запад Теннесси. На веб-сайте Среднего Юга движение описано как «внепартийная массовая организация жителей Мемфиса, округа Шелби, Теннесси и других областей Среднего Юга». Дальше говорилось, что движение «зародилось на волне опасений, что народное (sic!) правительство постепенно отходит (sic!) от принципов, изложенных в Конституции США, и осуществляет неверную государственную и социальную политику».[157] Такие высказывания о «государственной политике» — яркий пример солидаризации с либертарианской и объективистской риторикой.