Жизнь взаймы у смерти - Марина Болдова

Хватило ее ненадолго. Стерла из памяти любовника как ластиком, легко и без сожаления, словно тот был нарисован простым карандашом.

Нынешний муж Аксель Морланг при первой же встрече вызвал интерес. Подвижный и эмоциональный, остроумный немец сумел убедить ее, что разница в возрасте – не помеха счастью. Сказано это было просто, без патетики, с нежными нотками в голосе и легким прикосновением к Неллиной щеке. Она замерла на мгновение, накатило что-то родное, далекое, из прошлой их с Огореловым жизни, и она не устояла. Одно свидание, сутки вместе, и вся жизнь впереди, повторяла она для себя вновь и вновь, осознавая, что меняет судьбу кардинально: чужая страна, нравы и традиции. «Алена, а не поздно мне?» – вопрошала она у той, сомневаясь. «Забудь Огорелова, Нелька, вытрави его из себя, выдави сразу, без остатка, и наслаждайся молодым мужем!» – приказала Алена, слегка злясь на нее.

Наслаждаться жизнью без Огорелова не получалось…

Сейчас, глядя на голую спину бывшего мужа, усыпанную веснушками, она вспомнила гладкую загорелую кожу Акселя, широкие накачанные плечи регулярно занимающегося спортом мужчины и поняла, что Огорелов сдал последнюю позицию, теперь она «сотрет ластиком» из своей жизни и его. Все, чужой, сам виноват…

– Закрой за мной, – Огорелов даже не повернул головы в ее сторону. – Когда возвращаешься к своему немцу?

– Завтра в Москву, день-другой там. Потом домой. К Козловым заеду, давно не виделись, – Нелли затушила сигарету.

– Домой… дом твой здесь! Где сын!

– Не начинай, – равнодушно огрызнулась Нелли.

– Ладно, я пошел, деньги на адвоката кину тебе на карту. Телефон ты записала. Корсун[14] – юрист опытный, Шурке поможет наверняка.

– Пациент твой?

– Дочь его оперировал лет семь назад…

Нелли подумала, что по привычке все еще интересуется делами бывшего мужа. Нет, до конца не вытравить, но ничего и не вернуть. Но прав Огорелов – гад он, но все еще любимый…

Она закрыла за ним дверь, но ушла недалеко, остановил звонок.

– Я правильно разглядела спину – Огорелов? – Алена смотрела с осуждением.

– Да, принес координаты адвоката для Шурки, – отвела она взгляд.

– А по телефону никак?

– Я не приглашала его, если ты об этом, – вяло отбивалась Нелли.

– Ну да… «не виноватая я, он сам пришел», – Алена прошла на кухню, выложила из пакета шоколадный рулет. – Все было? Все, по глазам вижу. Нелька, ты тряпка, уж прости. Больно за тебя… Ладно, ставь чайник. Будем компенсировать недостаток гормона счастья поеданием сладкого.

Макс с ужасом смотрел на монитор – мама полулежала в кресле, глаза были закрыты. Она потеряла сознание, ей плохо, а он ничего не может сделать, лишь бестолково зовет на помощь.

– Что это? – Катя подошла незаметно и встала у него за спиной. – Макс, что с мамой? Звони же кому-нибудь! Что ты сидишь! У вас есть служба спасения? Звони!

Макс удивленно оглянулся, до него дошел смысл того, что она говорит. Схватив телефон, он набрал экстренный вызов. Уже четко объяснив ситуацию, бросил благодарный взгляд на Катю.

– Что ты ей сообщил такого страшного, пока меня не было?

– Катя, я не знаю! Говорили о Германе, сыне Шульца. Я ей пересказал лишь то, что перед этим говорил и тебе! А она вдруг побледнела и потеряла сознание… О, наконец-то! Грета, помоги маме! – закричал он на немецком, увидев, как в кабинет, осторожно приоткрыв дверь, заглянула горничная. Девушка подбежала к маме и тут же посмотрела прямо на него. – Грета, я вызвал помощь! Встречай!

Он видел, как девушка выбежала, вернулась, неся пузырек и ватный диск, смочила его в жидкости и поднесла к лицу матери. Та приоткрыла глаза.

– Мама, что с тобой? – спросил тревожно. – Скоро будет помощь, потерпи.

– Все нормально, Макс. Мне нужно полежать. Позже свяжемся. Не волнуйся, все в порядке, – она отключила скайп.

– Я ничего не понял. Не помню, чтобы мама хотя бы раз теряла сознание.

– Переволновалась, так бывает. Сколько ей лет?

– Сорок восемь.

– Она так хорошо говорит по-русски, практически без акцента. И ты тоже…

– Мама родилась в России. Она танцовщица балетной труппы, была на гастролях во Франции, Германии, отец увидел ее и влюбился. Так, по крайней мере, рассказывала мне она. Но странно, какой-то особенной любви отца к ней я не замечал. Мне кажется, не все просто в их отношениях. Как-то пробовал расспросить тетю Марту, но она лишь подтвердила, что любовь у отца была «безумной», как выразилась, при этом презрительно поджав губы. Он даже пошел против воли деда, из-за чего тот перестал с ним общаться. Впрочем, они встречались, хотя и редко. И я в замок приезжал нечасто.

– Почему? Дед тебя не признавал? Ты же ему родной внук!

– В первую очередь, для него я сын не немки. Глупость по нашим временам, но для него этот факт имел значение. Поэтому он все завещал Марте, а сыну, моему отцу – ничего.

– А Марта? Она тоже не признала твою маму?

– В общем-то, да. Они практически не общались. Но ко мне она относилась нормально. Мне иногда кажется, что Марта была не способна ни на любовь, ни на сострадание. Она получила прекрасное образование, но не помню, чтобы работала где-либо. Были у нее подруги, приятельницы или мужчины? Я ее знаю затворницей, живущей в старом замке, среди мебели шестнадцатого века, пыльных ковров и гобеленов. Она никогда не смеялась, я не слышал! А улыбка Марты напоминала скорее кривую ухмылку.

– Странно… зачем ей понадобилось, в таком случае, искать родных матери у нас в России?

– Странно уже то, Катя, что дед никогда не искал свою жену. И еще более странным мне кажется, что он не говорил о матери с Мартой. Уверен, она спрашивала его. Почему он молчал? Ну хорошо, первые годы после войны – объяснимо. Он сам мог не знать, что с ней стало после отправки в концлагерь. Скорее всего, считал погибшей. Допускаю, не хотел травмировать маленькую дочь сообщением, что ее мама погибла. Но когда Марта стала взрослой?

– Для него, нациста, жена была из лагеря врагов, раз помогала партизанам. Он просто вычеркнул ее из своей жизни и оградил тем самым свою дочь. И ты наверняка не знаешь, искал он ее или нет. Вы же с дедом не говорили на эту тему?

– Нет, конечно. Он умер, когда мне было всего шесть. Скорее всего, не искал. Он не сразу вернулся в Германию. После окончания войны был в советском плену и вернулся лишь в сорок седьмом. Думаю, ненависть к русским лишь усилилась. Прости…

– Все равно не понимаю, зачем твоя тетушка искала потомков матери? Ну вышла бы на меня… а по сути, я ей совсем чужой человек.