Только для мертвых - Владимир Васильевич Гриньков

– У меня сын предприниматель. И вот этот запах дорогого одеколона – очень похоже.

Стас вздохнул.

– Почему вы вздыхаете?

– Жизнь какая-то дурацкая. Хороший запах – уже привилегия избранных, и если ты не бизнесмен а, к примеру, библиотекарь, то хороший одеколон уже не для тебя. Вы уж извините меня, просто наболело.

– Я вас понимаю, – кивнула Воронцова. – Времена действительно нелегкие, я не все вокруг себя понимаю и уж тем более не все принимаю.

Лифт остановился, и они вышли на площадку.

– Моя соседка два месяца назад умерла, – сказала Воронцова. – Вот в этой квартире жила. – Она показала на дверь, обитую дерматином, испещренным рваными проплешинами. – Так у нее даже одежды приличной не оказалось, чтобы одеть покойницу в последний путь. Жильцы собирали деньги, чтобы все было по-человечески.

– А дети? – вздохнул Стас.

– Ой, и не говорите! – покачала головой Воронцова.

Для нее, бывшей учительницы, это была больная тема.

– Проходите, пожалуйста. Здесь темно, извините, лампочка перегорела, а вкрутить некому. Осторожно, ящик слева от вас, вот сюда, в комнату, пожалуйста.

– Я ведь из-за детей к вам и пришел, – сказал Стас.

– Вот как? Вы садитесь вот здесь, на диван, пожалуйста. Так что там вы о детях говорили?

– Наша фирма хотела бы вложить средства в создание Детского центра. И чтобы там не только разные кружки были, как когда-то в домах пионеров, чтобы ребенок приходил туда не только отзаниматься час или два и уйти. Мы хотим, чтобы этот центр иногда ребенку и дом заменял. Вот представьте: его встречает опытный педагог – и выслушает его, и совет даст, и по душам поговорит. Это ведь очень важно – по душам. Дети, пока маленькие, восприимчивы очень, все впитывают как губка. Когда человеку двадцать лет – уже бесполезно втолковывать, а маленький все выслушает и запомнит.

– Да, вы правы, – согласилась Наталья Алексеевна. – Я вас чаем угощу. Хотите? Чудесный у меня чай.

Они перешли в кухню. Стас устроился у окна и с интересом осмотрелся.

– Вы продолжайте, – попросила Воронцова, – пока я у пдиты хлопочу.

– Мы ведем переговоры с опытными педагогами, хотим привлечь их к работе в нашем центре. Естественно, приличная зарплата. Естественно, нормированный рабочий день.

Наталья Алексеевна улыбнулась и покачала головой:

– Вы не понимаете, что такое дети, Станислав. Когда имеешь с ними дело, то и речи нет о сколько-нибудь нормированном рабочем дне. С ними нельзя от сих до сих. Не получается.

Стас засмеялся:

– Знаете, мне именно так о вас и рассказывали. «Это педагог от Бога, – сказали мне. – Многие дети готовы были считать ее своей матерью».

– Просто я всех их очень любила.

– Я слышал, – подтвердил Стас. – Потому и пришел к вам с просьбой о помощи.

– А почему именно Детский центр? А не вилла на Канарах? Или, к примеру, новый автомобиль? Вы меня извините, но мне чисто по-человечески интересно.

– Нет, отчего же, ваш интерес вполне понятен. Просто в какой-то момент приходит осознание того, что пора задуматься и о душе.

Сказав это, Стас спохватился и замахал руками:

– Это я не о себе, конечно, не подумайте ничего плохого. – Он позволил себе слегка улыбнуться, но сразу же согнал улыбку с лица. – О президенте нашем.

– Президенте вашей фирмы? – уточнила Воронцова.

– Да. Я ведь в фирме не первое лицо, и центр не на мои деньги будет создаваться, мне лишь поручено провести организационные мероприятия.

Забарабанил пальцами по столу и отвернулся к окну, думая о своем. Тем временем Наталья Алексеевна разлила в чашки чай, выставила на стол печенье.

– Так вот, о президенте нашем, – сказал задумчиво Стас. – Был у него сын. Мальчишка, каких много. Рос как все. Жил как все. А потом его не стало.

Обернул скорбное лицо и посмотрел на Наталью Алексеевну.

– Погиб. Нелепо и страшно. И вдруг отец словно прозрел, понял, что во многом из-за него мальчишка погиб. Он ему дарил дорогие подарки, денег на карманные расходы давал столько, сколько иной взрослый зарплаты не получает, – а ничего этого было не нужно. Всего-то и требовалось – больше времени с сыном проводить, учить его уму-разуму, жить его жизнью, а не всеми этими процентами-дивидендами. Потому что вдруг оказалось, что никакие деньги не могут заменить сына. Никакие!

Стас сжал печенье в кулаке. Оно с хрустом рассыпалось, превратившись в щепотку крошек.

– Извините! – смутился он.

– Ничего страшного, – мягко сказала Воронцова и опустила глаза, вспоминая о чем-то своем.

– Извините, – опять повторил Стас. – Вы говорили, что у вас тоже сын, а я как-то забыл, растревожил ваше материнское сердце.

– Ничего, в нем я уверена, он славный парень, – улыбнулась Наталья Алексеевна.

– Он у вас единственный?

– Да.

– Баловали, наверное, в детстве, – предположил с улыбкой Стас.

– Нет, что вы. Я его очень строго воспитывала. Он рано стал самостоятельным, все сам и сам. Я им горжусь!

– Я вижу, – опять улыбнулся Стас.

– Он у меня президент очень солидной фирмы, – не удержалась Наталья Алексеевна. – Такой молодой, я даже не сразу смогла привыкнуть. Для меня-то он все еще ребенок.

Стас понимающе кивнул.

– Хотя и волнуюсь, – вздохнула Воронцова. – Каждый день слышно: того предпринимателя убили, того посадили…

Она судорожно перевела дыхание и расстроенно махнула рукой.

– Не надо так, прошу вас. Ой, как вы разволновались. Попейте чаю, отпустит.

Воронцова слабо качнула головой.

– Что-то нехорошо вы выглядите, – сочувственно сказал Стас. – Знаете, вам, наверное, надо ему позвонить. Вот прямо сейчас. Услышите голос сына, узнаете, что все у него в порядке, – и успокоитесь в ту же секунду.

– Его нет в Москве.

– А где он?

Наталья Алексеевна подняла голову и вдруг обнаружила в глазах Стаса, которые он, впрочем, тотчас прикрыл веками, совсем не праздный интерес.

– Он уехал, – сказала Воронцова.

И Стас тотчас засмеялся.

– Вот откуда ваши тревоги, Наталья Алексеевна. Сын далеко – и у вас сердце не на месте.

Он выдержал паузу и вернул беседу в безопасное русло:

– Так вот об этом нашем центре. Мы сейчас присматриваем подходящее помещение где-нибудь в вашем районе. Уже кое-что есть на примете, но конкретно говорить еще рано. Одно могу сказать – это будет где-то недалеко от вашего дома.

– Ох, как вы меня соблазняете, – улыбнулась Воронцова. – И о зарплате уже упомянули, и о нормированном рабочем дне, и близко от дома…

– А знаете почему? – заглянул ей в глаза Стас.

– Пока даже не догадываюсь.

– Потому что таких педагогов, как вы, можно по пальцам пересчитать. И мы готовы вас обхаживать, аки принцессу заморскую.

– Ну-ну, не льстите, – засмеялась Воронцова. – Я этого не люблю, кстати.

– Учту, – пообещал Стас.

– А насчет работы в вашем