Железная стена. Израиль и арабский мир - Avi Shlaim

представляют собой важную нить в запутанной истории этого периода.

То, что весной 1955 г. египетское правительство приступило к организации отрядов федаинов, не вызывает сомнений. Генерал Даян истолковал это решение как продолжение прежней египетской политики, которая искренне одобряла проникновение в Израиль. Версия Насера заключалась в том, что создание федеральных отрядов представляет собой отказ от прежней политики сдержанности и что именно рейд в Газу привел к такому повороту. Иными словами, он утверждал, что, развязав федералистов, Египет не действовал, а реагировал на израильскую агрессию, и поэтому именно Израиль, а не Египет, несет ответственность за последующую эскалацию.

Документы египетской и иорданской военной разведки, захваченные израильской армией в ходе войн 1956 и 1967 годов, убедительно опровергают версию Даяна и подтверждают версию Насера. Из этих документов следует, что до рейда в Газу египетские военные власти проводили последовательную и жесткую политику по пресечению проникновения палестинцев из сектора Газа на территорию Израиля, и только после рейда была принята новая политика - организация отрядов федаинов и превращение их в официальный инструмент ведения войны против Израиля.

Аналогичную историю рассказывают иорданские документы. Из них мы узнаем, что только в июне 1955 г. египетская военная разведка начала спонсировать проникновение в Израиль с территории Иордании. Однако здесь не произошло никаких изменений в официальном отношении к инфильтрации. Напротив, узнав о египетской попытке, иорданские власти приняли еще более жесткие и комплексные меры по противодействию ей. Эти меры вызвали трения и напряженность в отношениях между Иорданией и Египтом.

Коалиция

Коалиция, созданная в результате рейда в Газу, не позволила проводить последовательную и согласованную политику и после него. Всплеск инцидентов и кровавых столкновений на границе с Газой, которые Шаретт рассматривал как неизбежное следствие израильской атаки, Бен-Гурион воспринял как признак растущей воинственности Египта, которая, если оставить ее без внимания, поставит под угрозу основную безопасность Израиля.

Самый серьезный инцидент произошел 25 марта. Группа египтян добралась до Патиша, поселения иммигрантов из Ирана в Негеве, и напала с автоматами и ручными гранатами на дом, в котором проходила свадьба, ранив двадцать человек и убив молодую женщину. Бен-Гурион вызвал Даяна и сказал ему, что нужно изгнать египтян из сектора Газа, захватить его и оставить под властью Израиля. Это предложение удивило Даяна. В прошлом Бен-Гурион постоянно выступал против захвата Газы, поскольку в ней находилось 300 тыс. озлобленных и враждебных беженцев, без которых Израиль мог бы обойтись. На этот раз, объяснил Бен-Гурион, долг защитить поселенцев, укрепить их доверие и дать им возможность пустить корни перевесил все остальные соображения. Для Даяна военные соображения по-прежнему были важны, и на этом основании он выступил против этой идеи.

Несмотря на эти возражения, Бен-Гурион представил на рассмотрение кабинета министров далеко идущее предложение, к которому прилагался подробный оперативный план захвата сектора Газа и изгнания египтян из этого района. Доводы Бен-Гуриона в пользу своего плана испугали Шарета своей узостью и недальновидностью, поскольку в них захват Газы был представлен как конечная цель, без анализа всех возможных последствий и последствий. В своем выступлении перед кабинетом министров по окончании бурных дебатов по этому предложению Шаретт заявил, что в целом предпочитает принять существующие границы Израиля, снизить напряженность в отношениях с соседями, укрепить отношения с западными державами и завоевать симпатии международного сообщества. Он признал, что соображения обороны иногда могут потребовать действий, которые усилят напряженность в отношениях между Израилем и арабским миром и нанесут ущерб отношениям Израиля с западными державами, но такие действия, по его мнению, должны быть сведены к минимуму, а не нагромождаться одно на другое. В этих общих рамках он выступал против предложения Бен-Гуриона, считая, что оно обязательно выставит Израиль агрессором, спровоцирует войну с Египтом и, возможно, приведет к вмешательству Великобритании в соответствии с Трехсторонней декларацией в поддержку Египта. Кроме того, Шаретт утверждал, что захват сектора Газа не решит никакой проблемы безопасности, поскольку даже если половина проживавших там беженцев убежит или будет вынуждена бежать на Хевронские холмы, их ненависть к Израилю будет только разгораться, порождая все более жестокие и частые акты мести и отчаяния. Кабинет отклонил это предложение девятью голосами против четырех, но от Шарета не ускользнуло, что большинство его коллег по "Мапай" поддержали Бен-Гуриона и что именно такой будет расстановка сил в партии в случае, если ей придется делать принципиальный выбор между войной и миром, давая или не давая согласие на захват сектора Газа.

Через три дня после того, как кабинет окончательно отверг план по Газе, еще одно убийство заставило Бен-Гуриона выступить с новым драматическим предложением, на этот раз об аннулировании соглашения о перемирии с Египтом. Он не просил кабинет взять на себя ответственность за отмену соглашения о перемирии, а объявил, что, поскольку Египет на практике разрушил его, проигнорировав, в частности, решение Совета Безопасности о свободе судоходства по международным водным путям, кабинет не считает это соглашение обязательным для Израиля. Чтобы это не было воспринято как уловка для возобновления прежнего предложения, он подчеркнул, что теперь он предлагает не военный, а политический шаг. Перемирие, по его словам, превратилось в фарс и пародию, в которой Израиль не должен участвовать. Если Египет захочет вести мирные переговоры с Израилем, то это будет приветствоваться, если же нет, то руки Израиля должны быть свободны.

У Шаретта сложилось впечатление, что Бен-Гурион стремится получить облегчение путем смелых и взрывных действий, которым не предшествовал холодный анализ и расчет. Поэтому он начал тотальную войну против предложения Бен-Гуриона. Он даже сумел удивить себя тем, до каких крайностей он мог дойти в своей сдержанности. Прежде всего, Шаретт указал на трудность доказательства того, что отказ в морских правах является нарушением соглашения о перемирии, и на дополнительную трудность объяснения того, почему, если это действительно было нарушением, Израиль ждал четыре года, прежде чем опубликовать предложенную декларацию. Посторонние увидели бы в нем предлог для освобождения Израиля от ограничений, наложенных перемирием, чтобы начать кампанию территориальных захватов. Поэтому она вызовет хор международного осуждения. Почему Израиль должен брать на себя ответственность за отмену соглашения о перемирии, спрашивает он. Если, как утверждал Бен-Гурион, его целью была демонстративная политическая позиция, а не расчистка пути для военной операции, то он принесет только ущерб без каких-либо противоположных выгод. Соглашение о перемирии, утверждал Шаретт, придавало израильской границе международную легитимность; если Израиль сам денонсирует его, Египет может вторгнуться в один из приграничных районов в Негеве, что вынудит Израиль вести боевые действия и рассчитывать на исход новой войны. Необходимо было