Тираны. Книга 2. Императрица - Вадим Чекунов

Женщинам пребывание в этой палате воспрещалось, поэтому Орхидея, только что получившая вожделенный титул «драгоценной наложницы», находилась неподалеку, в Тронной палате полной гармонии, куда императором пересылались получаемые подарки.

Однако золотые и серебряные украшения, россыпи жемчуга, нефритовые статуэтки, огромное количество шелка и парчи не производили на девушку никакого впечатления.

Куда важнее для нее был факт, что теперь она, согласно дворцовой иерархии, лишь на ступень ниже императрицы Цыань, а фактически — равна и даже превосходит. Ведь только ей, урожденной Ехэнара, удалось подарить господину сына.

К своему счастью, от ухода за ребенком Орхидея была избавлена полностью. Новорожденному принцу, получившему имя Цзайчунь, полагалось иметь четыре десятка нянек, из которых только кормилиц было восемь, а еще в штат входили надзирательницы за поведением, поварихи, швеи и даже несколько женщин, обязанностью которых был сбор драгоценных испражнений наследника престола. И в будущем особых хлопот для Орхидеи не предвиделось — по правилам, когда приходило время отнятия от груди, кормилиц заменяли на евнухов, которые учили ребенка есть, ходить и говорить.

Такое положение дел полностью устраивало новоиспеченную мать, которой полагался теперь не флигель одной из построек, а целое роскошное здание, где она была полновластной хозяйкой.

…Однако провести во дворце годы безмятежной жизни, наслаждаясь почестями и регалиями, а также заботой о ней императора, Орхидее не было суждено. Бесчинства бунтовщиков-тайпинов, за несколько лет захвативших множество городов, среди которых оказался и крупный Нанкин, объявленный ими своей «Небесной столицей», лишали Сяньфэна покоя, заставляли его со страхом выслушивать очередные неутешительные новости от придворных докладчиков. Из-за постоянных тревог и без того слабое здоровье Сына Неба за последние несколько лет серьезно ухудшилось. Император ощущал постоянную слабость, у него начались приступы невыносимой головной боли и частые обмороки. Порой по две-три недели повелитель проводил в спальне, не покидая ложа, окруженный толпой евнухов и врачей. Добавил ему горечи и доставленный в Пекин манифест мятежников, где говорилось следующее:

«Нынешний маньчжурский дьявол Сяньфэн является заклятым врагом Китая. Он желает заставить нас поклоняться нечистым духам и выступать против истинного Господа Бога! Но пусть знают все: нечестивец осужден небом, и неизбежная смерть от наших рук уже ожидает его!»

Неистовый Ху из сельского учителя метил прямиком на императорский трон, а варварские армии заморских пришельцев — французов и англичан — всячески поддерживали полчища тайпинов, снабжая нечестивцев оружием и оказывая им помощь в сражениях. Ослабленное маньчжурское войско больше не могло сдерживать натиск врага на Пекин, и неминуемый захват столицы близился с каждым часом.

Приближенные Сына Неба прекрасно понимали, что ему недолго оставаться среди живых. Ожидаемая смерть Сяньфэна поставила вопрос о регентстве ребром. Малолетний наследник оказался заложником схватки двух влиятельных сил. Сводным братьям императора принцам Гуну и Чуню, которые поддерживали императрицу Цыань и драгоценную наложницу Орхидею, противостояла клика влиятельного советника Су Шуня и принцев крови Дуаня и Цзая. Из донесений шпионящих за ними евнухов стало известно, что советник и принцы договорились отправить мать наследника в иной мир, лишь бы не допустить ее регентства. Боязливая и недалекая Цыань их не беспокоила — она сторонилась всяческих дворцовых интриг и борьбы. Свой замысел заговорщики готовились реализовать в первый же удобный момент, и такой, к их великой радости, близился — не без косвенной помощи варваров-иноземцев и религиозных мятежников. Понимая, что в Пекине добраться до Орхидеи слишком трудно, да и к самому императору доступ ограничен, Су Шунь всячески стремился убедить повелителя покинуть столицу и срочно переехать всем двором в провинцию Жэхэ, где имелась императорская резиденция, защищенная глубоким рвом и массивными стенами. Там обстановка изменилась бы в пользу крамольников — видеться с императором они смогли бы ежедневно, а его наложницу без особого труда изолировать.

Пребывание же в Пекине, уверял правителя Поднебесной его коварный советник, лишь усилит желание иноземцев захватить и разграбить столицу. Разумнее оставить ее и удалиться вглубь страны, тем самым спасая себя и дворец.

Малодушный Сяньфэн соглашался с доводами сановника, все чаще подумывая о подготовке к отъезду.

Орхидея понимала, что оставление Запретного города грозит ей смертельной опасностью.

Пользуясь своей привилегией, она навестила больного господина.

В императорских покоях царил полумрак, многочисленные висячие драпировки спальни едва проступали из темноты. В дальнем углу был зажжен лишь один небольшой матовый фонарь — глаза Сяньфэна раздражал яркий свет.

Сын Неба выглядел удручающе. Даже при скудном освещении виднелись преждевременные морщины на изможденном лице.

Слабо улыбнувшись той, кого он любил всем сердцем и чьим советам внимал всей душой, Сяньфэн поделился с ней своими опасениями и намерениями.

Орхидея принялась с жаром уверять императора, что самое разумное — это оставаться в столице. Ведь Пекин, окруженный высокими и невероятно толстыми стенами, по сути, является неприступной крепостью, способной выдержать любой штурм. Противостоять иноземцам и мятежникам город может весьма долго — во всяком случае, до момента подхода маньчжурского подкрепления. А там уже будет нетрудно отбросить белых дьяволов к морю.

Внимая речам возлюбленной, Сяньфэн на время воодушевился и даже принял было решение остаться — так убедительно она говорила о том, что длинноносые пришельцы не посмеют напасть на город, в котором находится Сын Неба.

Однако добившийся в тот же день приема советник Су Шунь желчно высмеял приведенные Орхидеей доводы и красочно обрисовал императору бесчестность и беспринципность иноземных захватчиков. В своем стремлении к грабежам эти исчадия не остановятся ни перед крепостными башнями, ни, тем более, перед титулами правителя Поднебесной, которые для их варварского ума — пустой звук.

Пушечная канонада, с каждым днем становившаяся все более отчетливой и близкой, окончательно склонила Сяньфэна к решению покинуть Пекин. В конце сентября из городских ворот выдвинулся длинный обоз. Но, в отличие от былых торжественных выездов, на этот раз императорский кортеж больше напоминал вереницу напуганных беженцев. Покачивались паланкины, скрипели тяжело груженные двухколесные повозки, пылила сапогами стража, ревели табуны скота, громко причитали евнухи, плакали наложницы и служанки.

Население Пекина перепугалось не на шутку — ведь слухи о бегстве правителя разнеслись по городу быстрее ураганного ветра. Брошенные на произвол судьбы, грязные и оборванные солдаты-маньчжуры рыскали по рынкам и лавкам в поисках пропитания, не гнушаясь мародерством наряду с осмелевшими простолюдинами. Чиновники-китайцы спешно оставляли свои посты, собирали семейства и покидали столицу. Беспорядки охватывали квартал за кварталом, подобно пожару.