Дебютная постановка. Том 2 - Александра Маринина

обнадеживать раньше времени, поэтому про текст записки не распространялся. Я-то уверен, что это не пустышка, но Славке сказал, что прорабатываю ту линию, которую упустили во время следствия. Театр, певцы, музыканты, все такое. Мол, ищу, у кого мог быть личный мотив. Пап, я ни в одном слове не наврал, просто сказал не всю правду.

– Он успокоился? А то, когда я его встретил на улице, он злился, считал, что ты забыл о своем обещании и махнул рукой и на него самого, и на его отца. Даже собирался развернуться и ехать домой.

– Все нормально, разобрались. Я ему даже сказал, что завтра снова встречаюсь с Дорошиной.

– Завтра? Сынок, ты еще не выздоровел! Ну куда тебе ехать! Вчера температура была, сегодня только первый день нормальная.

– Пап, не переживай, я уже в порядке, а завтра буду еще здоровее. Мне перед Дорошиной неудобно, я же просил ее выяснить у Нателлы Давидовны подробности, намекал, что срочно нужно. Она пообещала вырваться к старушке как можно скорее. Получается, она ради меня отодвинула какие-то свои дела, потратила время, а я теперь буду отнекиваться и прикрываться какой-то жалкой простудой. И как я буду выглядеть при таком раскладе?

– У тебя не простуда, а самый настоящий бронхит, – сердито проговорил Николай. – Как бы в пневмонию не переросло.

Но и не признать правоту сына не мог.

Они еще долго сидели за чаем, разговаривали о работе, о предстоящей летом Московской Олимпиаде и о том, не перенесут ли ее в другую страну из-за протестов США в связи с событиями в Афганистане, о домашних делах, о Нине и ее семье, о Юриной девушке, которая уехала в Курск на преддипломную практику и по которой он очень скучал.

– Кстати, папуля, а ведь Славка задал правильный вопрос: почему ты не женишься на этой своей даме сердца? Из-за меня? Думаешь, я с ней не уживусь?

– А ты уверен, что уживешься? – насмешливо произнес Николай.

Эту тему развивать тоже не хотелось, поэтому он свернул на другую тропу, подальше от матримониальных вопросов.

– Михаил звонил, привет тебе передает.

– Да? – равнодушно произнес Юра. – Спасибо. У него все в порядке?

– Более чем. Он уверен, что через год получит новое назначение, вернется в Москву и станет большим начальником. Знаешь, о чем я думаю, сынок?

– О чем?

– Пытаюсь представить, что скажет Мишка, когда узнает, что ты собираешься опровергнуть то, чем он так гордится. Может быть, у тебя ничего не получится, и ты убедишься, что Славкин отец действительно убил Астахова. Или просто не найдешь ничего, что поставило бы под сомнение его виновность.

– Но я уже нашел! – возмущенно воскликнул Юра. – Записка же! Ее совершенно точно написал не малограмотный механизатор, а человек, так или иначе замешанный в историю с «Фаустом». Она же слово в слово из либретто!

– А если ты так и не вычислишь этого человека? Ты пойми, речь не об этом. Допустим, у тебя все получится. И твой дядя Миша узнает, что ты, начинающий оперативник, в буквальном смысле втоптал в грязь его профессиональную гордость.

Юра пожал плечами:

– А чего ему беспокоиться? В деле его имя никак не упоминается. Если кто и ошибся, то опера и следователи. Прокурор недоглядел, судья прохлопал. А Михаил при чем? Никто и не узнает, что это он на дядю Витю указал.

– Никто не узнает? Ты уверен? А как же те самые опера, следователи, прокурор, судья? Все живы и здоровы, между прочим. И некоторые из них довольно-таки высоко взлетели. На них все бочки покатятся, и ты думаешь, им кто-то рот заткнет? Допустим, прокурор и судья не в курсе, это ладно, они только материалы дела читали, и то через страницу и по диагонали, но Полынцев-то отлично знает, с чего все началось. И опера знают, да тот же Сашка Абрамян. Они молчать не станут.

Глаза сына презрительно сощурились.

– И что ты предлагаешь? Бросить все? Не пытаться оправдать Славкиного отца, чтобы не запачкать безупречную репутацию нашего дяди Мишеньки? Наш Михаил Андреевич скоро станет большим начальником, и всей нашей семье от этого выйдет немалый профит, поэтому не надо рисковать?

Николай резко поднялся с табуретки, с грохотом отодвинул ее. Сопляк! Да как он мог такое подумать о нем, своем отце! Считает себя совсем взрослым и самостоятельным, а сам ничего в жизни не понимает.

Сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и не заорать на сына.

– Тебе через месяц исполнится двадцать четыре, – заговорил он медленно, стараясь контролировать себя. – Ты прожил на свете почти двадцать четыре года, и все эти годы я был с тобой. Мне кажется, двадцать четыре года – срок более чем достаточный, чтобы узнать человека и научиться его понимать. Но тебе, видимо, этого времени не хватило. Неужели ты до такой степени не знаешь меня, чтобы подумать, будто меня интересует Мишкина карьера и какие-то там профиты от его нового назначения? Ты что, в самом деле считаешь меня корыстным прилипалой, который думает только о выгоде?

– А что…

– Помолчи, – сурово оборвал его Николай. – И послушай. Мне плевать с высокой колокольни на то, что будет с Мишкиным назначением. Но мне не плевать на то, что будет происходить в нашей семье. Миша тебе не простит, ты это понимаешь? Он начнет ненавидеть тебя, он будет постоянно говорить тебе гадости и колкости, он настроит против тебя свою семью, а может быть, и Нину, и ее мужа. И поскольку я – твой отец, то под раздачу попаду и я тоже. Мы с тобой можем превратиться в изгоев и разорвать отношения с нашими близкими. Поэтому я спрашиваю тебя: ты к этому готов? Если не готов, то тебе придется уже сейчас принимать решение: либо начинаешь готовиться к тому, что потеряешь связи с родственниками, либо останавливаешься, прекращаешь свое расследование и теряешь друга.

Он помолчал, глядя на обескураженное лицо сына, и добавил уже спокойнее:

– И не только друга. Самоуважение ты тоже потеряешь. Выбор за тобой. Но делать его ты должен с открытыми глазами.

Юра сидел, опустив плечи, и не отрывал взгляда от мельхиоровой чайной ложечки, которую крутил в пальцах.

– А… ты что посоветуешь? – спросил он наконец.

– Я советов не даю. Ты достаточно взрослый, чтобы самостоятельно взвешивать последствия и выбирать, чем ты готов жертвовать, а чем – нет. Я приму любое твое решение и никогда ни одним словом тебя не попрекну, это я могу тебе обещать. Но принять это решение ты должен сам.

– Если честно, я насчет дяди Миши даже не подумал, – признался Юра. – Он так далеко, в Красноярске, его как будто и вовсе