Неисправимый грешник - Мэдлин Хантер

Однако ощущение унижения не развеялось.

– Тогда я отдаю Грегори победу и даже не имею ника­ких оправданий. Это была поистине ужасная ночь.

Кончиками пальцев он отвел несколько прядей волос от ее лица.

– Я не согласен. Я узнал, что ты ревнуешь ко всем моим любовницам, которых мне позволено иметь в этом браке. Я рад узнать это. Это меняет все.

Его прикосновение заставило ее насторожиться. Ее тело ощущало идущее от него тепло.

– Я не вижу, каким образом это может все менять.

– Мы оба отдали свои права, когда мы говорили в том дворе. Ты отдала право на ревность, хотя до сих пор про­должаешь ревновать. Я отдал право хотеть тебя, но до сих пор схожу с ума от желания. Это могло бы каким-то обра­зом работать, если бы не возникла одна проблема. Ты тоже желаешь меня, иначе ты бы не ревновала. Если бы не это, мой интерес к тебе угас бы.

– Это моя вина.

– Это вина моя, потому что я решил, что смогу защи­щать женщину и в то же время не хотеть ее. – Он прикос­нулся к ее подбородку. – Это соглашение не может дей­ствовать сейчас, когда мы знаем правду о том, что суще­ствует между нами, Флер. Я не намерен впредь продолжать жить таким образом.

Она снова ощутила тяжесть в сердце. Он хотел освобо­диться от этого фальшивого брака. Хотел освободиться от нее.

– Мы можем устроить так, чтобы вообще не видеть друг друга. Даже живя вместе в одном доме, это возможно орга­низовать. После того как Грегори отступит, ты переедешь в другое место. Если… если ты не пожелаешь сотрудничать вместе с ним, чтобы добиться расторжения брака. Если ты до такой степени чувствуешь себя несчастным, я не стану оспаривать это решение.

Ее пугала подоплека этого расторжения, но, если Дан­те настаивает, она не будет возражать. Он прав, их женить­ба оказалась совсем не такой, как они ожидали.

– Это не то решение, Флер, которое меня устраивает. Мы женаты, и я думаю, что нам пора вести себя так, как и положено людям, состоящим в браке.

– Не по-настоящему…

– Не по-настоящему женаты. Именно это ты хочешь сказать. Я не настоящий муж. Наше соглашение заставляет тебя думать таким образом. Так же, как и эта запертая дверь. Нам пора признать, что мы женаты. – Он дотронулся кон­чиками пальцев до ее щеки. – Надо также признать, на­ сколько мы желаем друг друга.

– Это лишь сделает нас несчастными.

Он поцеловал ее и выждал, чтобы поцелуй подейство­вал, а ее сердце приняло то, о чем просило тело.

– Разве это делает тебя несчастной, Флер? Когда я об­нимал тебя в саду, это было тебе неприятно?

Она смотрела в разрез его рубашки, расстегнутой на гру­ди, испытывая смятение чувств. Радость и благодарность сталкивались с воспоминанием о страхе, настолько силь­ном, что она способна была окаменеть.

– Несчастными мы станем позже. Я не могу дать тебе того, чего ты хочешь.

Он не ответил. Она подняла на него глаза. Выражение его лица поразило ее. Мужчина, который никогда не знал отказа у женщин, внимательно смотрел на нее, оценивая ее силу и слабость.

Он приподнял ее и снова поцеловал, вложив в поцелуй всю свою страсть. И эта страсть почти уничтожила корни страха в ней, однако она знала, что он в ней все-таки спо­собен возродиться, И хотя она ответила на поцелуй, чув­ствуя, как набухли и обрели особенную чувствительность ее груди, она тем не менее знала, что даже Данте Дюклерк не способен победить то, что в ней живет.

Он обнял ее, стал целовать в плечо и шею, в то время как руками через шелк ласкал ее тело.

– Дверь останется незапертой, Флер, и мы разделим ложе.

– Нет. Ты обещал…

– Я не собираюсь насиловать тебя, но я никогда не обе­щал, что не сделаю попытки преодолеть в тебе то, что вы­нуждает тебя мне отказывать.

– Это невозможно преодолеть.

– Будь я проклят, если соглашусь с этим.

Он стал яростно целовать ее, как бы подтверждая свою гневную решимость. Одной рукой он властно обхватил ее ягодицы, прижал ее тело к своему, а другой накрыл ей грудь.

Сладостные ощущения охватили ее тело и наполнили пульсирующим теплом. Возбуждение, которое он столь ис­кусно в ней вызвал, почти всецело завладело ею. На какое-то время, в тот момент, когда он гладил ей сосок, ей пока­залось, что они находятся за зеленой изгородью в Дареме и что это удовольствие будет ограничено во времени и безо­пасно.

Данте перестал целовать, однако его пальцы продолжа­ли щекотать и тискать ей грудь. Она открыла глаза и увидела, что он наблюдает за ее реакцией.

Вожделение, написанное на его лице, испугало Флер. Она внезапно осознала реальное положение дел. Они были отнюдь не за живой изгородью. Они находились в его спаль­не, на сей раз он не остановится.

Опять набежала волна ненавистного страха. Должно быть, Данте это увидел и понял, потому что стал снова ее целовать, как бы желая своей страстью остановить эту волну.

И ему это почти удалось. Ей передалось его теплое пла­мя, отогнав все другие чувства и оставив лишь ощущения близости и удовольствия.

Он притянул ее к себе еще плотнее и понес на кровать.

– Ты будешь спать со мной в эту ночь. В моих объятиях.

Однако она не могла лгать себе. С каждым шагом ее страх возрастал, угрожая ей тем, что она лишится чувств.

Ей отчаянно хотелось поверить в то, что она способна победить его. Воспоминание о том, как она спала с ним в Ньюкасле, едва не вызвало в ней слезы умиления и радос­ти. Но если она сейчас окажется в его постели, все будет совершенно иначе. Все будет ужасно и унизительно.

Ее натура одерживала верх, убивая удовольствие и ра­дость, делая ее несчастной, и она подумала, что никогда сно­ва не будет чувствовать себя счастливой.

Она прижала руки к его груди.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала она, пытаясь скрыть то, насколько напугана она была.

– Я ведь сказал, что не стану тебя насиловать. Нет при­чин бояться.

Причины для страха были. Это был не деликатный друг Данте, предлагающий целомудренную близость. Это был мужчина Данте, король чувственности, страстно ее желаю­щий.

Она еще сильнее уперлась ему в грудь, и он вынужден был отпустить ее.

– Я не хочу этого.

– Флер, ты этого хочешь.

Она повернулась и бросилась к двери.

– Что-то во мне не хочет этого, Данте, и даже ты не сможешь его одолеть.

Данте уже был в столовой, когда Флер спустилась вниз. Ей хотелось бы знать, спал ли он так же плохо, как и она.

В течение получаса она медленно потягивала кофе, а он читал газеты и почту. Казалось, комната была наполне­на событиями вчерашнего вечера. Тишина сделалась как бы их продолжением.