Счастье ходит босиком - Лана Барсукова

Уже ложась спать, Лида вдруг подумала, что Марина, конечно, редкая женщина, но есть ли у нее муж, дети, кем она работает, узнать пока не удалось. Однако ни горечи, ни раздражения это не вызывало. Просто у Марины такой богатый духовный мир, в ее жизни так много всего яркого и интересного, что до бытовых подробностей они просто не успели дойти. На такие приземленные темы у них не хватило времени.

И еще она поняла, что Таня – обычная тягловая лошадка, как и сама Лида. С ней все ясно. И фигура у нее просто стройная, без изысков. Как пародия на песочные часы, два треугольника с перетяжкой посередине – подобные на женских туалетах рисуют. Ничего примечательного. Зато Марина – редкий фрукт, занесенный в их купе счастливым ветром. Даже фигура у нее имеет благородную обтекаемость, это полнота холеного тела, не изнуряемого диетами и спортом. Она выше стандартов красоты. Таких природа создает поштучно и с любовью. И на туалетах таких не рисуют.

Утром поезд прибыл в Санкт-Петербург, на конечную станцию. У Лиды возникло чувство, что путешествие закончилось совершенно неожиданно, оборвалось на самом интересном месте. Тут же выяснилось, что за разговорами о рассветах на берегах Дуная и целых колготках забыли обменяться телефонами. Не до того было. Как это часто случается, отодвинули на потом. И вот это потом настало, о чем проводница известила довольно однозначно: «Прибыли в культурную столицу. Подстаканники все сдали? А то тырят и тырят, тырят и тырят, прямо как будто это не подстаканники, а яйца Фаберже».

Наспех, уже хватая в руки сумки, красная от духоты и волнения, Таня стала диктовать свой номер телефона. Лида записала его на бумажке, что считала самым надежным способом хранить информацию. А Марина начала неспешно разбираться, как вбить новый номер в свой изящный телефон. Таня и Лида стояли в проходе, их обтекала волна пассажиров, кто-то больно саданул Лиду рюкзаком, но Марина, утопив свое прекрасное тело в проем купе, все разбиралась и сетовала, мол, что-то там глючит. Наконец у нее все получилось.

Пришел черед Лиды диктовать. Татьяна моментально вбила ее номер в свой телефон, а Марина повторила прежний маневр, причем показатели скорости не улучшились. Но Марина была очаровательна, она похлопала аппарат по предполагаемой попе и игриво попеняла ему: «Вот шалун. Передай тому, кто тебя купил, что тетя Марина разочарована». И сразу стало ясно, что телефон ей подарил какой-то знойный красавец, а не продал тощий продавец-консультант, соблазнив скидками. Последний пассажир обошел стоящих в тамбуре женщин, а Марина все упорствовала: «Нет, я же должна научиться…» Наконец ее разум одержал победу над куском пластмассы, и она изящным движением забросила телефон в сумочку.

Лида и Таня, не сговариваясь, одновременно выдохнули:

– А твой номер?

– Некогда, девочки, нас сейчас в депо увезут. У меня же есть ваши номера, я позвоню, увидимся.

И она очаровательно улыбнулась, как бы анонсируя их будущую встречу.

На перроне Лида хотела посмотреть, кто встречает Марину, но ей помешал муж. Он был очень ответственным человеком, поэтому пришел на вокзал за час до прибытия поезда, порядком устал и проголодался. Вместо возвышенного «Как доехала, любимая?» Лида услышала: «Ну где тебя носит? Уже все пассажиры давно вышли, а ты опять где-то языком зацепилась». Лида, смутившись, поскорее увела ворчащего мужа с глаз долой. С Марининых глаз, разумеется. Перед Таней ей конфузливо не было. Ее, поди, дома тоже не музыкой встретят, а горой грязной посуды. Хотя у нее, кажется, сыновья в музыкальной школе учатся. Флейта и кларнет? Аккордеон и балалайка? Память не сохранила такие подробности. Упаси, господи, от такой музыки.

* * *

Лида скучала и грустила в императорской столице. До окончания ремонта детей отправили на передержку к бабушке, так что быт Лиду не заедал. А когда перестает заедать быт, начинает грызть тоска смертная.

Лида общалась только с мужем и прорабом, других знакомых у нее в Питере не было. Они оговаривали сроки и сметы, обсуждали достоинства финской сантехники и испанской кафельной плитки, ругались, торговались, спорили – и так по кругу. Ремонт напоминал строительство коммунизма, его нельзя было завершить, можно только, истрепав все нервы, прекратить.

Но как только Лида выныривала из круговерти ремонта, на нее тут же наваливалось одиночество.

Муж советовал:

– Сходи погуляй. Это у тебя просто от строительных запахов настроение такое.

И Лида шла, послушно гуляла по набережной Невы и вспоминала берега Байкала. Нева сильно проигрывала от такого сравнения. Гранитная набережная казалась смирительной рубашкой на теле больного, уже не способного к буйству. Байкал же всегда свободный, могучий, богатырский. Гранита не хватит, чтобы его в набережные заковать.

Лида любила Сибирь запоздалой любовью. Ей постоянно хотелось плакать и звонить знакомым в Иркутск, чтобы почувствовать сопричастность привычному кругу общения. Одиночество оказалось тяжелым испытанием.

Ни Татьяна, ни Марина ей так ни разу и не позвонили. Обижаться на них было глупо. Честно говоря, на Маринино внимание Лида не особо и рассчитывала. Слишком яркая у Марины жизнь, чтобы Лиду приметить и приблизить. А вот Татьяна могла бы и позвонить. Хотя и тут все понятно. У Тани в Питере дом, семья, дети, музыкальные инструменты, хлопот полон рот, не до дружеских посиделок. Кто она ей? Случайная попутчица, даже смешно. Знакомства, которые начинаются в поезде, обычно заканчиваются на перроне. Лида это понимала, но все равно обижалась. Так обижалась, что решила ни за что самой не звонить.

Но однажды ее настроение вошло в такое глубокое пике, что никакая прогулка по набережной не могла сохранить ее хрупкое душевное равновесие. Лида разрыдалась прямо на глазах равнодушного Медного всадника. Ее разрывало чувство сиротства, как будто она маленькая брошенная девочка, которая уже 45 лет гуляет как неприкаянная по белому свету. Стало так жалко себя, что на мстительное игнорирование Таниного телефона не было никаких душевных сил. Лида порылась в сумочке и достала изрядно потрепанный клочок бумаги.

– Да, але, кто это?

– Татьяна, вы помните меня? Мы вместе на поезде ехали… – от волнения Лида перешла на «вы».

– Лидок! – радостно запричитала Таня. – С чего это на «вы»? А ведь хорошо ехали! Ты почему раньше не звонила?

– А ты? – Лида еще сдерживалась, чтобы не заплакать.

– Я! Что я? С моими балбесами только телефоны дорогие покупать. Утопили в унитазе!

– Как это? – Лида почувствовала, как кошки, которые скреблись у нее на душе, разбегаются прочь.

– А ты у них спроси. Это что! Они один раз у меня ершик утопили. Как-то он у них свинтился с ручки и уплыл. Представляешь? Я чуть от страха не умерла, боялась, что сейчас в говне все потонем. Но ничего, прошел как-то этот ершик, видать, трубы широкие. – В голосе Тани чувствовалась гордость за своих нестандартных детей.

– Да, ершик утопить – это сильно, – Лида уже улыбалась, – мои бы не смогли.