Кошки-мышки - Вера Каспари

Я посмотрел ей в глаза. Она искренне скорбела о смерти старого друга. Злоба умерла вместе с ним, и сейчас Лора вспоминала, каким он был добросердечным. Не зло пышно распускается, подобно вечнозеленому лавру, утверждал Уолдо, а великодушие.

Теперь он мертв. Пусть сам скажет последнее слово. Среди бумаг на его письменном столе я нашел незавершенную рукопись, последнее послание человечеству, которое он написал, пока пластинки ждали своей очереди на фонографе, вино охлаждалось на льду, а Роберто готовил блюдо из грибов.

Вот что написал Уолдо:

«…Остается противоречивая истина, которая состоит в том, что она сотворила из него такого полноценного мужчину, какого только можно вылепить из упрямой глины. И когда возникает угроза этой хрупкой мужской сущности, когда женская натура требует от него больше, чем он может дать, он в приступе беспомощной ярости ищет ее гибели. Но она создана из ребра Адама, она несокрушима как легенда, и ни одному мужчине не направить свою злобу с такой точностью, чтобы ее уничтожить».

Перевод М. Прокопьевой

В комнату вошла жена, и Чарли, обернувшись, окинул ее взглядом. На ней было темно-синее бархатное платье с зауженной юбкой, выгодно подчеркивавшей ее изящные щиколотки, и бронзовые туфли-лодочки на высоком каблуке.

В камине вспыхнуло рождественское полено. Языки пламени принялись жадно лизать твердую кору. Это полено было предметом особой гордости Чарли. Он сам спилил его и целый год сушил на сарае. Заметив довольное лицо мужа, Беделия улыбнулась, легкой походкой прошла по восточному ковру, уселась рядом с супругом в большое, вместительное кресло и положила голову ему на плечо. Он взял ее за руку. Горящее полено озаряло их красноватым светом. В этот момент, двадцать пятого декабря 1913 года, в пять часов десять минут, Чарли Хорст чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

Это было первое Рождество, которое Чарли отмечал у себя дома вместе с супругой. Они поженились в августе. Она была хрупкой и очаровательной, как маленькая кошечка. Живые темные глаза всегда казались чуть влажными. На фоне ее яркой смуглой красоты Чарли выглядел бледным, угловатым и чрезмерно сдержанным.

Эркер, откуда они выдвинули кресло, теперь занимала елка, украшенная мишурой, разноцветными шариками и спиральками, фланелевыми ангелами, оленями из папье-маше, имбирными Санта-Клаусами, картонными домиками и мятными леденцами. Под деревом вместо всегдашней, неприятно режущей глаз белой льняной простыни была расстелена зеленая бумага с набросанными поверх еловыми ветками, имитирующими землю в настоящем лесу. Стол в гостиной украшала еще одна замысловатая композиция Беделии: из самой середины настила из листьев остролиста и лавра будто бы произрастал одинокий белый нарцисс.

На подготовку к празднику было потрачено немало времени и сил. На тарелках и подносах лежали пирожные всевозможных сортов, а серебряные блюда в форме больших ракушек, принадлежавшие когда-то бабушке Чарли, прямо-таки ломились от домашней помадки, марципана и соленых орешков. На буфетном столе выстроилась в шеренгу дюжина бокалов с яичным коктейлем, а для тех, кто предпочитает напитки покрепче, Чарли приготовил оловянные чаши, в которые собирался разлить свой фирменный горячий пунш с ромом. Кроме того, рядом в изобилии были разложены соленые и острые деликатесы: канапе с фуа-гра, копченые устрицы, анчоусовое масло, анчоусы и тонкие крекеры с восхитительной пастой, которую Беделия приготовила из разных сортов сыра.

На Рождество Чарли подарил супруге старинное золотое колечко в форме банта, украшенного гранатами. Надев его на безымянный палец правой руки, она то и дело выставляла руку вперед и наклоняла голову, чтобы лишний раз полюбоваться подарком. У нее были пухлые руки с ямочками, пальцы заканчивались заостренными, великолепной формы ногтями, отполированными столь тщательно, что они блестели, подобно розовым драгоценным камням.

– До чего же моя маленькая ворона любит украшения! – сказал Чарли.

Это была литературная метафора. На самом деле Чарли мало что знал о повадках ворон. Воспитанный на английской литературе, он предпочитал употреблять подобные аллюзии вместо банальных сравнений, в основе которых лежал бы его собственный жизненный опыт. В детстве мать часто пела ему:

Жена отреагировала на его замечание со свойственной ей грацией – алые губки тронула нежная улыбка, отчего на щеках заиграли очаровательные ямочки.

– Тебе правда нравится? – с волнением спросил он.

– Больше, чем платина и брильянты.

– Или жемчуг?

– Так ты поэтому мне его подарил? – робко проговорила Беделия.

– Кажется, пошел снег, – сказал Чарли.

С западной стороны дома, чуть ниже террасы, по огромным валунам с неумолкающим журчанием бежала река. Дом четы Хорстов располагался совсем недалеко от крупного промышленного города, однако из-за каменистой почвы, на которой ничего нельзя было вырастить, окрестные леса и усеянные камнями поля сохранили свою первозданность и оставались такими же дикими, какими были в те далекие времена, когда в Коннектикуте появились первые белые колонисты.

Раздался звонок в дверь. По коридору пробежала Мэри, на ходу одергивая подол нового фартука. В дверях она выпрямилась, подправила рюши и воскликнула, впуская гостей в дом:

– Здравствуйте, мистер Джонсон! С Рождеством, миссис Джонсон!

Беделия поспешила навстречу гостям. Уэллс Джонсон, как обычно, стушевался в ее присутствии, пробормотал поздравление и, не сняв перчаток, принялся перекладывать из одной руки в другую обернутую золоченой бумагой коробку. Выхватив у него коробку, Люси Джонсон протянула ее Беделии.

– Счастливого Рождества!

– Ах, ну зачем? Право, не стоило…

– Прежде чем возражать, посмотрите, что это за подарок! Наверное, решите, что я сошла с ума.

– Обожаю подарки, – вымолвила Беделия.

– Как дела, Чарли-конь? – спросил Уэллс Джонсон.

– Лучше не бывает. Давай мне твое пальто.

Беделия внимательно разглядывала коробку, словно изучая ее размер и форму, блестящую упаковку и хитро переплетенные завязки.

– Пока не соберутся все гости, мы не станем открывать подарки, – наконец сказала она.

Отыскав свободное место под елкой, она положила туда коробку Джонсонов.

Дверной звонок продолжал заливаться. Гости все прибывали и прибывали: смех и возгласы делались громче, воздух наполнился запахами рисовой пудры, туалетной воды, рома и пряностей. От жары, стоявшей в доме, и от усилий, затраченных на приготовление напитков, которые он разносил гостям, Чарли изрядно вспотел. А матовая, цвета слоновой кости кожа Беделии оставалась все такой же свежей и прохладной, как белая роза, которую она приколола к поясу.