Жестокие игры - Ульяна Громова

Да, пожалуй, я успею еще покрутить Маришку на торчке в свое удовольствие, а пока хватит и языка. Ее на головке члена гулял просто охренительно!

Стоило вспомнить, и эта головка уткнулась в пуп. И майская утренняя прохлада нипочем.

Опустил взгляд с балкона во двор и прищурился — там стояла машина мажорчика. Усмехнулся — пасет, значит. Вернулся в комнату, потушил почти прогоревшие до конца свечи, оделся и вышел из квартиры, тихо захлопнув дверь. Решил сбежать по лестнице, а не спускаться на лифте, чтобы взбодриться окончательно.

Быстрым шагом подошел к машине, дёрнул водительскую дверцу и… поймал Олега — он буквально выпал на улицу. Но тут же с вскриком вскинулся, открывая глаза, а я, не давая ему прийти в себя, схватил за горло, приставил к виску пальцы пистолетом и громко и резко выдал:

— Бах!

Он, кажется, обосрался, потому что я чуть не задохнулся, отпустил его, отошел назад и замахал перед лицом руками, будто отбивался от невидимых чудовищ:

— Ну ты и срань! — заржал.

— Придурок! — высочил из-за руля мажор и набросился на меня. — Убью, на хрен! — заорал.

— И будешь иметь дело со мной! — Не знаю, что на меня нашло, какой-то кураж. Но я ржал, как богатырский конь, блокируя удары Олега. — Херовый ты пастух, если за этим приперся, — вытащил сигарету и ловко закинул в рот, ухмыляясь, но уже не давясь смехом. — Говори — чё надо?

— Да решил тебя в универ подбросить, — прищурился мажор. — Тачки твоей что-то не видно…

— Да? — сделал вид, что не обратил внимания. — Угнали, наверное. Но вряд ли далеко, там бенз на дне был. Ты ж здесь был, не видел, кто такой борзый? — снова хотелось засмеяться, но я лишь щурился от дыма, издеваясь над дебилом.

Надо же придумал — меня караулить! Точно ссыкнул, что с рюкзачком свалю куда-нибудь за кордончик, потому и припер баблишко намного раньше.

— Это ты, Гром, борзый. Только учти: достанешь окончательно или подведешь — похеру мне будет на Игрока, надену на тебя чокер и побежишь сайгаком от охотников, понял?! — ткнул меня пальцем в живот больно, цыркнул сквозь зубы зло плевок мне на кроссовки, развернулся и пошел в машину.

Весь смех как рукой сняло.

И Егор, будто ему фитиль в жопе подожгли, так яростно ломанулся в первый ряд, что просто вырубил меня.

Чёртов сукин сын!

Если бы этот сосунок Виталя не бросал машину, где попало, я бы догнал эту мразь и душу вытряс! Но сначала — сведения об Игроке. Что этому мажору известно?

Вдох, выдох. Прислушаться к себе… пацан в отключке. Ладно. Так даже лучше. Что там по плану? Убить Верхова, сыграть в Игру. Неплохо.

Ухмыльнулся, достал сигарету, покрутил в руках, прикурил… и закашлялся — какая гадость! Кинул под ноги, наступил и с садистским удовлетворением размазал кусок отравы по асфальту.

Повернулся и пошел домой, в подъезде дернул вечно незапертую дверцу почтового ящика, выгреб рекламные листовки, местную бесплатную газетенку, кинул все в коробку, поставленную специально для этого мусора — Виталя этим никогда не заморачивается, вечно из ящика торчит во все стороны эта макулатура. Вызвал лифт и поднялся в квартиру, сунув руки в карманы и перекатываясь с пяток на носки.

Первое, что увидел в коридоре — туфли на высоком каблуке. Вошел в гостиную — накрытый столик перед диваном, включенный телевизор, почти сгоревшие свечи, но совершенно нетронутые фрукты и шоколад.

Так, так, так…

Прошел в спальню. Картина маслом. Эта мелкая дрянь с голой задницей раскидалась на постели, как у себя дома!

В груди глухо завибрировала ярость, уши словно заткнула ватой, а на глаза запеленало белой слепотой. Дернулся к девчонке, чтобы схватить и вышвырнуть с балкона. Сомкнул пальцы на тонких лодыжках…

…и он проснулась.

Подскочила на кровати, вскрикнув, натянула до подбородка одеяло и уставилась на меня ошалевшим и слегка рассеянным взглядом. А я от ее резвости немного опешил и на секунды заколебался.

— Виталь… ты где был? У тебя такие холодные руки, — она расслабилась и бросила взгляд за окно — там рассвело. — А сколько уже?

По привычке взглянул на запястье — часов на нем не оказалось.

— Какая р-разница?!

В какое время лететь с балкона.

Я дёрнулся к девчонке снова, а она, смущено закусив губу, откинула одеяло… и протянула мне навстречу руки:

— Ты курить ходил? — потянула носом. — Иди… согрею.

И так по-щенячьи доверчиво смотрела, горячая после сна — я в шаге почувствовал ее тепло и отшатнулся: голая, с молочно-персиковой кожей, красивой грудью, к которой губы и руки потянулись как минус к плюсу, крутые бедра, которые захотелось рывком развести и…

— Блядь! — зарычал и отступил. Ударил по карманам — сотовый, как и всегда, ближе к телу. Выхватил его, взглянул на время. — Одевайся! Некогда!

Вышел из комнаты быстрым шагом и направился в ванную.

Плеснул в лицо несколько пригоршней ледяной воды и прислушался — не было этого призрачного и навязчивого ощущения присутствия в «комнате» кого-то еще. Тонкая завеса, всегда разделяющая нас с парнем, неподвижна — его словно нет совсем.

Стало не по себе. Я всегда его чувствовал с того момента, как осознал себя. Меня будто из какой-то пустоты выдернул отчаянный и полный ужаса вопль мелкого парнишки, и желание защитить его было невыносимым. Мальчишка вырос, но ему по-прежнему нужна моя защита.

А эта девчонка… Пацан сейчас по уши в дерьме не из-за нее. С ней я могу разобраться позже. Сдержаться бы только…

Выключил воду, прижал махровое полотенце к лицу. Повесил его на место и взглянул на себя в зеркало. Я в него смотрелся гораздо чаще, чем Виталий. Видеть тело, которое прокачал до последней мышцы — такой же кайф, как владеть им. Получать этот кайф — дорогого стоит. Когда достаются крохи, безмерно ценишь каждую и слизываешь даже ее тени.

Сейчас бы Алину в постель. Наслаждался бы каждой молекулой этого тела. Дочка медиамагната хороша в деле, ее языку и губам самое место на члене.

Он поднялся, стоило вспомнить искусный минет с золотой цепочкой.

Я усмехнулся, руками немного поправил волосы — сейчас я за пацана, а в его стиле легкая сексуальная небрежность во внешнем виде и манерах. Надо было мне прокачивать актерское мастерство, а не только боевые навыки и танцы, которыми занялся как лучшим способом проработки глубокой мускулатуры.

Открыл дверь ванной и наткнулся на девчонку, замотанную в одеяло. В руках она держала охапку своей одежды и смотрела исподлобья.

Снова запекло в груди, сжались в кулаки пальцы — порыв вцепиться ей в горло чуть ли не ломал кости, даже дышать стало тяжело. Неконтролируемая ярость жгла нетерпением покончить с девчонкой раз и навсегда.