Адам Бид - Джордж Элиот

– Ну, Адам, как ты живешь? – сказал Артур, протягивая руку. Он не подавал руки никому из фермеров, и Адам вполне чувствовал оказываемую ему честь. – Я видел тебя сзади уж издалека и мог поклясться, что это ты. У тебя та же спина, только пошире, как в то время, когда ты, бывало, носил меня на ней. Помнишь?

– Да, сэр, помню. Плохо было бы, если б люди не помнили, что они делали и что говорили, когда были мальчиками. Ведь иначе мы были бы так же равнодушны к старым друзьям, как и к новым.

– Ты, я полагаю, идешь в Брокстон? – сказал Артур, заставляя лошадь идти медленным шагом, между тем как Адам шел рядом с ним. – Не идешь ли ты в дом священника?

– Нет, сэр, мне нужно посмотреть у Брадвелля ригу: там вот боятся, что кровля раздвинет стены, – и я иду посмотреть, что там можно сделать, прежде чем мы пошлем материал и работников.

– Ну, Бердж доверяет тебе почти все теперь, Адам, не правда ли? Мне кажется, не хочет ли он тебя скоро сделать своим компаньоном? И он сделает это, если он благоразумен.

– Нет, сэр, я не вижу, почему ему будет от этого лучше. Подмастерье, если у него есть совесть и если его работа радует, будет делать свое дело так же хорошо, как если б он был компаньоном. Я не дал бы и гроша за человека, который вбил бы гвоздь слабо потому только, что ему не заплатят за это особенно.

– Я знаю это, Адам. Я знаю, что ты работаешь для него так же старательно, как если б работал для себя. Но у тебя будет больше власти, чем теперь, и, может быть, ты мог бы дать делу более выгодное направление. Старику придется когда-нибудь перестать работать, а у него нет сына; я полагаю, что ему захочется иметь зятя, который мог бы продолжать дело. Но, кажется, у него самого жадные руки… я хочу сказать, что он нуждается в человеке, который может внести в дело некоторый капитал. Не будь я беден как крыса, я с радостью издержал бы деньги на такое дело только для того, чтоб устроить тебя в имении. Я убежден, что непременно получил бы барыш в заключение. А может быть, мое положение улучшится через год или через два. Содержание мое будет увеличено теперь, когда я стал совершеннолетним; и когда я уплачу один долг или два, я буду в состоянии что-нибудь сделать.

– Вы очень добры, что говорите таким образом, сэр, и я благодарен вам. Но, – продолжал Адам решительным тоном, – мне не хотелось бы делать никаких предложений мистеру Берджу, не хотелось бы также, чтоб кто-нибудь сделал их ему вместо меня. Я не вижу хорошего предлога сделаться компаньоном. Если он захочет когда-нибудь передать свои занятия, то это будет другое дело: тогда я буду рад деньгам и заплачу за них хорошие проценты, ибо вполне уверен, что выплачу их со временем.

– Очень хорошо, Адам, – сказал Артур, вспомнив, как говорил мистер Ирвайн о том, что, вероятно, есть какое-то препятствие в сватовстве Адама за Мери Бердж, – мы в настоящую минуту не станем более говорить об этом. Когда будут хоронить твоего отца?

– В воскресенье, сэр. Мистер Ирвайн придет нарочно пораньше. Я буду рад, когда все это кончится: я думаю, что моя мать, может быть, станет тогда поспокойнее. Грустно видеть, как тоскуют старые люди, они не умеют вовсе подавить в себе грусть, и новая весна не выводит новых отростков на исчахнувшем дереве.

– Ах, Адам! Много ты видел горя и забот в твоей жизни. Я не думаю, чтоб ты когда-нибудь был ветрен и беззаботен, как другие молодые люди. У тебя на душе всегда была какая-нибудь забота.

– Ну да, сэр. Но об этом, право, не стоит и говорить. Если мы, мужчины, и чувствуем как мужчины, то, по моему мнению, мы должны иметь и беспокойства, какие приличны мужчинам. Мы не можем походить на птиц, которые вылетают из гнезда, лишь только получат крылья, и никогда не знают своего родства, встречаясь с ним, и каждый год вступают в новое родство. У меня было довольно и такого, за что я должен быть благодарен: я всегда имел здоровье, силы и здравый смысл, позволявшие мне находить наслаждение в работе; и я высоко ценю то, что мог ходить в вечернюю школу Бартля Масси. Он помог мне приобрести познания, которых я никогда не приобрел бы сам собою.

– Какой ты редкий малый, Адам! – сказал Артур после некоторой паузы, в продолжение которой он задумчиво смотрел на высокого юношу, шедшего с ним рядом. – Находясь в Оксфорде, я мог парировать лучше многих из своих товарищей, но если б мне пришлось сразиться с тобой, то все-таки, я думаю, ты с одного удара послал бы меня в средину будущей недели[11].

– Боже упаси, чтоб я когда-нибудь сделал это, сэр! – сказал Адам, оглядываясь на Артура и улыбаясь. – Я, бывало, дрался для шутки, но перестал совершенно с тех пор, как был причиною, что бедный Джиль Трентер на две недели слег. Никогда не буду я более драться ни с кем, разве только если увижу, что кто-нибудь поступает как подлец. Если вы встретитесь с негодяем, не имеющим ни стыда, ни совести, которые могли бы остановить его, то уж надобно попробовать, не подействует ли на него подбитый глаз.

Артур не смеялся, ибо он весь предался другим мыслям, которые тотчас же заставили его сказать:

– Я теперь думаю, Адам, что ты никогда не испытал внутренней борьбы. Мне кажется, ты подавил бы желание, которое, по твоему мнению, ты счел бы несправедливым, так же легко, как победил бы пьяного, который вздумал бы с тобой ссориться. Я хочу сказать, ты никогда не бываешь нерешителен, сначала предполагая мысленно не делать чего-нибудь, а потом все-таки делая это.

– Ну, – сказал Адам медленно после минутного колебания, – нет. Я не помню, чтоб я качался взад и вперед таким образом, если уж решил, как вы говорите, мысленно, что вот такой-то поступок дурен. У меня во рту и вкусу нет на вещи, когда я знаю, что из-за них будет тревожить меня совесть. Я видел совершенно ясно с тех пор, как понимаю арифметику, что человек, делая дурное, порождает больше греха и беспокойств, нежели он сам может узнать о том впоследствии. Это все равно, что дурная работа: вы никогда не увидите конца ошибок, которые она наделает. А ведь плохо жить на свете для того, чтоб делать ближних хуже вместо того, чтоб делать их лучше. Но есть и различие в том, что люди называют дурным. Я вовсе не из тех людей, ставящих в грех всякую безрассудную выходку или всякую глупость, в которую может быть вовлечен человек, как осуждают людей некоторые из этих диссидентов. И человек может думать так и иначе. Стоит ли получить несколько ударов за какую-нибудь пустую шутку? Но что касается меня, то я никогда не колеблюсь ни в чем, я думаю, мой недостаток в совершенно противном. Если я уж сказал, что если только это касается меня самого, то мне уж тяжело идти на попятный двор.

– Да, вот это я ожидал от тебя, – сказал Артур. – У тебя железная воля, как и железная рука. Но, как бы ни было твердо решение человека, по временам ему стоит чего-нибудь выполнить это решение. Мы, например, можем иметь намерение не срывать вишни и крепко держать руки в карманах, но мы не можем предупредить, чтоб у нас не текли слюнки на вишни.

– Это справедливо, сэр. Но лучше всего решить мысленно, что на этом свете существует для нас много вещей, без которых мы должны обходиться. Было бы бесполезно смотреть на жизнь как на треддльстонскую ярмарку, куда ходят только для того, чтоб видеть выставку и накупать гостинцев. Если вы станете делать это, то мы найдем жизнь совершенно другою. Но какая польза в том, что я говорю вам об этом, сэр? Вы ведь знаете лучше меня.