Голодная бездна - Карина Демина

– А знаешь, что самое поганое? – Кохэн обошел стол и наклонился, тонкий нос его уперся в пыльный бархат, глаза закрылись. – Она до сих пор живет… и если дать ей волю…

– Обойдется.

И Тельма вновь согласилась с начальством: волю свирели давать никак нельзя, иначе она, Тельма, потеряет разум. А разум ей нужен.

– Это правильно… и еще… техникам ее показывать нельзя. Слишком много там… народу.

– И что предлагаешь?

– Отнесу ее одному своему знакомому. Он у меня любит подобные игрушки… может, еще чего скажет…

Кохэн вздохнул, едва слышно, но и на этот вздох, на близость его, почти человека, достаточно человека, чтобы очаровать своим голосом, свирель отозвалась протяжным высоким звуком.

– Не стоит стараться. Я с рождения тугоух был, – сказал Кохэн, накрыв футляр ладонью. И тут Тельма поняла, что сейчас лишится свирели, быть может, навсегда.

Сама ее суть воспротивилась.

Ей надо запретить.

Потребовать.

Это ее вещь! Подарок и…

– А скажи-ка, деточка, – нарочито мягко поинтересовался Мэйнфорд. – Ты в морге уже бывала?

В морге пахло зимой.

Не той волглою, которая подползала к дверям приюта, чтобы после долгой агонии сдохнуть в бесконечных дождях. Та зима не знала снега, а если он и выпадал, то уже серым, грязным. Та зима не помнила морозов, но от холода ее не спасали ни хлипкая обувь, ни дрянная одежда. Та зима на праздник Черной ночи приносила дары простуд, а простуды перерождались в пневмонии, и всегда следом за праздником, вялым и тоскливым, как и все в приюте, следовала неделя похорон.

Ту зиму Тельма ненавидела.

Но здесь…

Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

Чистый воздух. Такой возможен только на Острове с его щитами, и прежде он не казался ей чем-то особенным. А теперь Тельма готова была пить его, как пьют не воду – дорогое вино, особое, созданное для нее одной. С нотами мандаринов и свежей хвои, с пыльцой золотой пудры, которую щедро сыпали на венки, с терпким ароматом восковых свечей…

Она бы так и стояла, наслаждаясь моментом, но Мэйнфорд подтолкнул в спину и рявкнул:

– Опять жрешь на рабочем месте?

Иллюзия рассеялась.

Зима?

Холодно, но холод этот – исключительно искусственного происхождения. Пара сверхмощных охладителей. Спецпокрытие стен. Ледяной пол. А для свежего воздуха – мощная вытяжка со встроенной функцией ароматизации. И хвоя нынешняя – иллюзорна, как и прошлое Тельмы. Вот мандарины – настоящие, во всяком случае были настоящими, потому как лысоватый неряшливого вида человечек поспешно сгребал мандариновые корки в мусорное ведро. При том он столь же торопливо, давясь, жевал, и желтый сок стекал по щекам, по подбородку.

– Сколько повторять можно? – Мэйнфорд обошел Тельму. – У тебя что, места другого нет?

Человечек отчаянно замотал головой и вытер подбородок рукавом.

– Ну… ну… фто ты ф самом-то деле…

– Прожуй для начала, потом уже говори.

Мэйнфорд заглянул в мусорное ведро и нахмурился.

– Пьешь?

– Я? – неискренне удивился человечек. – Да чтоб мне в Бездну провалиться!

И в какой-то момент Тельме подумалось, что этот, невероятной белизны пол, расползется, позволяя Бездне поглотить клятвоотступника. А в том, что человечек был пьян, она не сомневалась. Нет, не то чтобы настолько пьян, чтобы ноги не держали, скорее уж состояние легкого опьянения являлось для него естественным, и вне его человечек чувствовал себя несчастным, пожалуй, настолько же несчастным, как и его многочисленные клиенты.

– Мэйни… ну ты же меня знаешь…

– Поэтому и спрашиваю. – Лапа Мэйнфорда упала на плечо человечка. – Послушай, Вилли… ты мне друг…

– Конечно, друг… я ж тебя с первых дней знаю! Я… да я за тебя…

– Вилли, ты пьешь на работе.

– Разве что чуть-чуть…

Не потому, что он алкоголик. Нет, себя он вовсе не считает алкоголиком, просто само это место располагало к мыслям о вечном. И люди, которые сюда попадали. Недаром же когда-то было решено, что полиции надлежит обзавестись собственным моргом. Вот и свозили сюда… да кого только не свозили.

Утопленники и жертвы автомобильных наездов. Ночные бабочки, задохнувшиеся ли от альвийской пыльцы или придушенные очередным клиентом в припадке безумия. Сутенеры, попавшие на нож. Мелкая ночная шушера с разможженными головами, со вспоротыми животами, с телами, начиненными свинцом столь густо, что делались они неподъемными. Младенцы, придушенные после рождения. Дети, попавшие под горячую руку, ибо часто им случалось оказываться не там, где надобно. Старики и старухи…

Люди убивали людей.

Город убивал людей руками других людей. И забавлялся. Это Вилли знал точно, как и то, что продолжаться сие будет до скончания времен. И что ему оставалось, кроме как топить знание в виски?

– Вилли! – Голос Мэйнфорда пробился сквозь шепот сотен призраков, нашедших в этих белых обындевевших стенах последний приют. И если поначалу их удерживали гнев и обида, нереализованные мечты и умершие надежды, то постепенно само это место становилось ловушкой для бесплотных теней.

И Мэйнфорд тоже ощущал их присутствие.

И потому гнев его угас.

– Послушай, Вилли, – теперь он говорил тихо, ласково почти, – ты хороший специалист. И я тебе верю… пока еще верю. Но ты понимаешь, что однажды ошибешься? И чего твоя ошибка будет стоить?

Вилли всхлипнул.

Он не хотел пить, но не было никаких сил находиться здесь. А стоило выйти, и его тянуло в морг неудержимо. Только здесь, в ледяной этой пещере, он ощущал себя по-настоящему нужным.

– Я… я понимаю, Мэйни… но ты ведь слышишь их! Ты видишь их! Прогони! Скажи, чтобы замолчали… ты можешь… ты…

– Прости.

Мэйнфорд отвел взгляд.

Почему?

Не мог избавить место от остаточной энергетики? Или же… конечно. Холодильные установки. Тонкая магия цвергов, которая не потерпит постороннего вмешательства. А есть еще хранилища. И стазис-камеры, чья стоимость исчисляется сотнями тысяч талеров. Лаборатории. Оборудование.

И потому Мэйнфорд тщательно подбирает потоки силы, закручиваясь в них, точно в кокон.

– Я напишу заявку. И здесь все почистят. Обещаю.

Ложь. И произносит он ее не в первый раз. Нет, Тельма не сомневается: заявка будет составлена, но вот кто рискнет вызывать тех же цвергов для консервации оборудования? И сама чистка обойдется в немалую сумму. Куда проще закрыть глаза на легкое безумие Вилли.

И выписать ему премию.