Одержимость - Питер Джеймс

Алекс снова подпрыгнула, дрожа и изо всех сил вглядываясь в темноту.

– Кто вы, скажите, пожалуйста, – услышала она по-прежнему спокойный голос Форда. – Будьте добры, назовите ваше имя или же немедленно, именем Господа, оставьте медиума.

– Мама! – отчаянно прокричал Фабиан.

– Я его отец, – снова прорычал голос в темноте.

У Алекс кружилась голова, ее покачивало. Руки Форда и Милсома по-прежнему сжимали ее ладони.

– Нет, – возразил Форд. – Его отец находится здесь с нами, в этой комнате.

– Мама! – снова прозвучал жалобный голос Фабиана.

– Пожалуйста, прекратите это, – сказала Алекс. – Я прошу вас, хватит.

– Отец духа находится здесь с нами, – настаивал Форд все более строго. – Прошу вас, кто бы вы ни были, оставить нас.

– Меня зовут Джон Босли. Я отец мальчика.

Алекс попыталась освободить руки из хватки Милсома и Форда, но не смогла.

– Боже, прекратите это. – Ее безудержно трясло, она боялась, что ее в любой момент может стошнить. – Морган, пожалуйста, остановите это! – прокричала она.

– Дорогая? – услышала она голос Дэвида, мягкий, взволнованный. – Что с тобой, дорогая?

– Я хочу, чтобы это прекратилось. Пожалуйста, скажи им, чтобы они прекратили это.

– Мама! – снова крикнул Фабиан. – Кэрри!

Она согнулась на стуле, пытаясь освободить руки, чтобы накрыть ими голову.

– Помоги мне! – взмолилась она. – Помоги.

– Пожалуйста, не позволяйте ему, миссис Хайтауэр, – снова раздался голос Кэрри, тихий, умоляющий.

– Не позволять что? – слабым голосом спросила Алекс. – Скажите мне. Что не позволять?

– Четвертого мая, мама, – донесся до нее голос Фабиана, теперь иной – мягкий, доверительный, его обычный голос. – Четвертого мая они собираются выпустить меня.

– Откуда, дорогой? – прошептала она. – Откуда выпустить?

Наступила долгая пауза. Алекс вдруг поняла, что снова воспринимает комнату, поскрипывание стульев, дыхание, шелест одежды. Хватка ослабла, потом Форд отпустил ее руку.

А Фабиан исчез – ощущение этого было такое же отчетливое, как и при его появлении. В комнате теперь не было ничего, кроме темноты и тишины. Она освободила правую руку, которую держал Милсом, осторожно прикоснулась к лицу пальцами – он было мокрым.

– Мистер Форд, – услышала она голос Дэвида, – я думаю, вы должны прекратить это, моя жена испугана.

Ответа не последовало; она огляделась, отыскивая силуэты, но ничего не смогла разглядеть. Сердце ее колотилось так сильно, что болела грудь.

– Дэвид? – прошептала она.

– С тобой все в порядке, дорогая?

– Я… – Она помолчала. – Я в порядке.

Наступила долгая пауза, потом она услышала голос Форда, опять мягкий:

– Духи ушли.

Донесся скрип стула, шаги идущих по ковру ног, потом щелкнул выключатель, и она зажмурилась от яркого света. Когда она снова открыла глаза, Форд стоял у дверей, чуть склонив голову и погрузившись в размышления.

Алекс оглядела комнату: ничего не изменилось, все осталось на прежнем месте. Все еще дрожа, она спрашивала себя: а что она ожидала увидеть? Потом без сил откинулась на спинку стула. Против нее Орм сидел, склонившись через подлокотник под совершенно невероятным углом. Рот его был открыт, подбородок выставлен вперед, он походил на выброшенную на берег рыбу. Широко открытые глаза уставились в потолок. На мгновение ей показалось, что он мертв. Потом он слабо застонал и принял нормальное положение.

Милсом наклонился вперед, сцепив руки и упираясь локтями в колени. Санди полулежала, откинувшись на спинку, и промокала лоб носовым платком.

Алекс нервно посмотрела на Дэвида: тот сидел, засунув руку под пиджак, и подозрительно поглядывал на остальных.

– Что произошло? – Она взглянула на Форда.

Форд посмотрел на нее странным взглядом и ничего не ответил.

– Прошу вас, скажите мне, – проговорила она, дрожа. – Пожалуйста, скажите, что здесь было?

Она снова посмотрела на Орма, потом на Милсома, затем на Санди. У всех был очень странный вид. Портрет Фабиана на стене, холодный медный телескоп у окна… Алекс подумала, какой пустой кажется комната без кровати… какой бледный, тусклый свет проникает сюда и какой обычной стала вдруг спальня. Может, Алекс находилась в трансе? Да, похоже на правду: все это было причудливым сном.

Слегка расслабившись, Алекс окинула взглядом прочих участников круга. Почему никто не смотрит на нее? Она уставилась на Милсома, затем на Санди, на Дэвида. «Пожалуйста, кто-нибудь, посмотрите на меня, – хотелось ей попросить. – Улыбнитесь мне, скажите, что это был дурной сон, что вы все сидели здесь и никто ничего не слышал. Пожалуйста, пожалуйста, скажите мне!»

Страх постепенно уходил, его вытесняла вялость. Что это было? Только голоса? Где эктоплазма?[19] Призраки? Зеленая слизь изо ртов? Левитации?

Дэвид снова что-то делал у себя под пиджаком. «Может быть, я уже не жива, – вдруг подумала она. – И поэтому они не смотрят на меня? – Ее охватила паника. – Они меня не видят? Я умерла, вот что случилось! Я умерла. Пожалуйста, Дэвид, посмотри на меня. Что ты делаешь?»

Неожиданно ее пальцы нащупали что-то на коленях – жесткое и колючее, производившее трескучий звук, наподобие шороха пергамента. Алекс отпрянула к спинке стула. На ощупь эта штука напоминала огромное мертвое насекомое. Алекс попыталась убрать руки, но они были словно привязаны к неведомому предмету, и она ощутила, как трескается кожа на пальцах. Она поводила вокруг безумным взглядом, ее трясло как в лихорадке, она боялась опустить глаза. Что это такое, что, черт побери, это такое?

Она снова посмотрела на Дэвида, надеясь на помощь, но он по-прежнему был занят своим пиджаком. Палец пронзила резкая боль, словно укус. Вскрикнув, Алекс поневоле опустила взгляд.

Поначалу она не поверила своим глазам. Потом испустила крик, заполнивший комнату.

На коленях у нее лежало не насекомое, а маленькая увядшая роза, черная и обуглившаяся.

Алекс открыла глаза. Сквозь муть слабо проступала картина с изображением лошади. Откуда-то издали доносился гул голосов. Она огляделась в недоумении, пытаясь понять, что происходит. Ведь она точно была в комнате Фабиана, да? А сейчас внизу, в гостиной. Вокруг прежде были люди, а теперь она видела только двоих – Дэвида и Моргана Форда. Но казалось, они находятся далеко-далеко – как будто в другой комнате или даже в другом доме.