Сказки Волшебной страны - Джон Рональд Руэл Толкин

Вдоль топких берегов речных –

Капель с плакучих ив,

И вороны сидят на них —

Вороний грай тосклив.

За Мерлокские горы путь неблизок туда,

Вдоль вонючих болот по замшелым лесам, –

Где в долине без ветра загнивает вода,

От луны и от солнца они прячутся там.

В подвалах тот народ живет,

Где сырь, и мразь, и хлад,

Свечу единственную жжет

И стережет свой клад.

За хлюпогубом хлюпогуб –

К дверям на ваш звонок:

Носами – «хлюп», губами – «хлюп»,

«Хлюп-хлюп» – стопами ног.

И в щелку робко так глядят,

Но скользкая рука

Вас хвать! – и косточки гремят

Уже на дне мешка!

За Мерлокские горы по замшелым лесам,

Где гнилые туманы и стояча вода,

По дороге нелегкой вы пройдете и там

Хлюпогубов найдете – хлюпогубам еда!

Вот остров Фаститокалон,

Который не населен.

Он пустой.

А все же земля пригодная для

Того, чтоб сойти с корабля,

Погулять, поиграть, порезвиться.

Ой! Постой!

Примечай-ка:

Даже белая чайка

На его берегах не гнездится —

Намекает нам птица:

Этот остров совсем не простой!

И беда моряку,

Если, качкой морской утомлен,

Он сойдет на Фаститокалон

Отдохнуть и сварить чайку.

Ох и олухи те моряки,

Что разводят на Нем костерки, —

Знать, не варят у них котелки!

Его шкура хотя и толста,

Притворяется Он неспроста,

Будто спит – это чистый обман:

Он хитер,

Он плывет в океан.

И едва разгорится костер,

Ухмыляется Он,

Обращается Он

Кверху брюхом, Фаститокалон.

С кораблем заодно

Гости канут на дно,

Они с жизнью прощаются

И тому удивляются.

Будь, моряк, начеку!

Ведь грозит моряку

В Море множество чудищ морских.

Но воистину страх —

Он,

Фаститокалон!

Он страшнейший из них

И последний в роду Черепах.

Надо помнить старинный завет:

Коль вам жизнь дорога,

Вылезать вам не след

На неведомые берега.

Ну а лучше со всеми

Мирно жить в Средиземье

Ныне и впредь,

Веселиться и петь.

Вот спит кот-обормот,

И он видит сон:

То сметанку, вишь, то мышь,

То жирен бульон,

То он вроде на свободе

Средь котов готов,

Яр и скор влиться в хор

Ста котовьих ртов,

А то вдруг – будто юг,

Зной, томленье, лень,

Люди ходят, звери бродят,

А он – в тень на весь день.

А вот лев – кровавый зев,

Клык на нож похож —

Превелик и очень дик;

Пард, он тож хорош,

Тоже грозный, в шкуре звездной,

Востроок, быстроног,

Для ловитвы – когти-бритвы:

Скок – и поволок.

Дикий в чащах настоящих

Жив народ —

Рычит, ревет.

Обормот в тепле живет —

Но свой род

Помнит кот!

Был одинокий человек,

Сидел всю ночь, весь день,

Сидел он камнем целый век –

Без тени! Где же тень?

Для белых сов он был шестком

Под зимнею луной,

А летом птиц не счесть на нем:

Ведь камень – не живой.

Однажды в сумерках – она

Пришла из темноты,

Вся в сером, волосы – волна,

А в волосах – цветы.

И вышел он из камня вон,

Распалось колдовство,

В свои объятья принял он

Ее, она – его.

И под звездой ночной, и днем

С тех пор своих дорог

Нет у нее: она – при нем,

Внизу, в тени, у ног.

Но ежегодно суть вещей

Выходит изнутри:

И вновь их двое, и он с ней

Танцует до зари.

Было солнце юно и месяц млад,

Когда выпевали боги свой клад:

Серебрую россыпь в зелени трав

И золота в водах прозрачных расплав.

Щель Хелля еще не разверзлась тогда,

Дракон не рожден был, ни гном – в те года

Здесь жили издревние эльфы одни,

Волшебным пеньем творили они

В холмах средь лесов много дивных вещей

И чудо-венцы для своих королей.

Пришел им закат, звук волшебных словес

Сталь заглушила и грохот желез;

Нет песен у жадности, только ощер

Угрюмый во мраке тесных пещер

Над грудой сокровищ – вековечного зла

На родину эльфов тень наползла.

Жил в темной пещере старый гном,

Плененный золотом и серебром,

В работу он вкладывал силу и злость,

Ладони истерты по самую кость:

Монеты ковал и снизки колец

И власть королевскую думал кузнец

Купить! Но вовек не покинул свой склеп,