Пророк - Итан Кросс

нравится. И эта сторона моей личности ничем не отличается от Акермана. Нажимаешь на спусковой крючок, и каждый раз тебе становится немного легче, а на сердце… на сердце чуть холоднее. С каждым разом мой мир темнеет. Боюсь, что в один прекрасный день я переступлю порог, и то, что во мне сидит, попытается выйти наружу. И оно все ближе.

День пятый. 19 декабря, вечер

65

Шоуфилд мерил шагами бетонный пол мастерской, примыкающей к задней части дома. В голове бушевал ураган противоречивых чувств. Он думал о том, чтобы сдаться, размышлял и о самоубийстве. Вспоминал мать: вдруг она была права? Наверное, он в самом деле исчадие ада и проклят с рождения. Без него мир стал бы лучше.

Шоуфилд уселся на деревянный столик, купленный на распродаже в старой церкви, вытащил из запертого ящика ноутбук и вывел на дисплей изображение со скрытой камеры. Женщина, которой предстояло стать следующей жертвой, стряпала у плиты. С той точки, где располагалась камера, видно было не слишком хорошо, но скорее всего женщина варила макароны.

Сегодня вечером Шоуфилду предстояло ее похитить, но, если он отдаст женщину Пророку, а потом его подозрения подтвердятся…

Об этом даже думать было страшно. Шоуфилд закрыл ноутбук и некоторое время сидел за столом, уставившись в окно. День подходил к концу, и солнце покидало мир до следующего утра.

За окном возникло какое‐то движение. Их участок граничил с небольшим леском, и у деревьев, там, где ухоженная лужайка переходила в заросли сорняков, стоял седой мужчина и с кем‐то разговаривал. Присмотревшись, Шоуфилд понял, что собеседник старика – его сын, Бенджамин.

Шоуфилд тут же выскочил из пристройки и быстрым шагом подошел к краю лужайки. Бенджамин отвел взгляд.

– Что здесь происходит?

Сосед отбросил со лба длинные белоснежные волосы и ответил с тяжелым ирландским акцентом, который всегда бесил Шоуфилда:

– Привет, Харрисон! Вот, общаюсь с маленьким Беном о своей находке в роще. Раз уж ты пришел, дальше думай сам.

Старик похлопал Шоуфилда по плечу и двинулся в сторону своего дома. Шоуфилд едва не прожег в спине соседа дырку гневным взглядом. Наступит день, и он разберется с О’Мэлли раз и навсегда.

Бенджамин по‐прежнему не смотрел отцу в глаза, и тот, присев на корточки, мягко спросил:

– Что случилось, дружище? Ты же знаешь, мне можно довериться.

– Обещаешь, что не будешь злиться?

– Обещаю. Тебе ничто не угрожает, сынок.

Бенджамин указал на черно‐коричневую коробку с надписью «Найк», стоявшую в снегу под ближайшим деревом. Коробка была закрыта; ее крышка поднималась с одной стороны на маленьких картонных петлях.

– Что там, дружок?

На глаза Бена навернулись слезы, но он промолчал и вновь отвел взгляд.

Шоуфилд подошел к коробке и осмотрел ее сверху. Ветер крепчал, и его пробрала дрожь: он выскочил из мастерской в легкой толстовке, не предполагая, что придется стоять под снегом.

Откинув крышку носком ботинка, Шоуфилд сразу подумал, что такого сюрприза следовало ожидать. Внутренние стенки коробки были перемазаны кровью, а на дне лежало изуродованное тельце маленького животного. Зверек напоминал кошку, однако наверняка сказать было трудно, настолько трупик был обезображен. Ребенком Шоуфилд и сам совершал подобное, случись ему поймать зверька около пристанища их секты.

Удар был так силен, что Шоуфилд, тяжело вздохнув, едва не упал на колени. Лицо Бенджамина было залито слезами. Тоненьким, дрожащим голоском сын сказал:

– Прости, папа… Мистер О’Мэлли говорит…

Шоуфилд обхватил мальчика, поднял на руки и прижал к груди, вложив в объятия всю свою любовь.

– Запомни: что бы ты ни сделал, я не стану любить тебя меньше.

– Ты расскажешь маме? – спросил сын, по‐прежнему пряча лицо в отцовской толстовке.

– Нет. Это останется нашим маленьким секретом.

Шоуфилд сжал сына еще крепче. Он часто думал, как поступил бы, доведись ему оказаться на месте матери, и лишь теперь понял. Неважно, какой проступок совершит любой из его детей: наказать, обидеть их он просто не способен. Весь смысл существования Шоуфилда заключался в детях. Остальное не значило ровным счетом ничего. Тем более надо попытаться оживить свою мертвую душу, стать лучшим отцом на земле.

Они простояли под снегом и ветром несколько долгих минут, пока жена не окликнула с заднего крыльца:

– Мальчики, вы здесь? Ужин готов!

Голос Элеонор зазвучал ближе – она шла к ним. Шоуфилд быстро опустил сына на землю, вытер слезы с его лица и закрыл крышку коробки.

– Беги домой, Бен, мой руки. Запомни: маленький секрет.

Бен кинулся к дому, промчался мимо матери и заскочил в открытую дверь. Элеонор вышла в тонком желтом кардигане, наброшенном на плечи. Дрожа от холода, жена скрестила руки под грудью.

– Ничего не случилось?

– Все хорошо.

– Что хотел мистер О’Мэлли?

Взгляд Шоуфилда метнулся к жилищу соседа. Коттедж старика был далеко не таким изысканным, как дом Шоуфилдов. О’Мэлли жил в одноэтажном доме, стилизованном под ранчо. Со стороны двора к дому примыкал зимний сад. Через боковую дверь сосед мог выходить прямо на участок Шоуфилдов и совать нос в их дела.

– Мне бы не хотелось, чтобы дети продолжали общаться с О’Мэлли.

– Что? Почему? Такой приятный человек! Дети воспринимают его как дедушку…

– Он мне не нравится.

– Обычный одинокий старик.

– Ты ничего о нем не знаешь.

– Что‐то случилось, Харрисон?

Шоуфилд заколебался, глянув на коробку из‐под обуви.

– Нет, все в порядке. Я приду через несколько минут.

Похоже, жену он не убедил.

– Ладно, у нас сегодня твое любимое жаркое из курицы.

– Я скоро. Кое‐что надо сделать. Начинайте без меня.

Элеонор пошла в дом. Шоуфилд проводил ее взглядом, направился к гаражу и нашел лопату с длинной пластмассовой ручкой. Землю уже прихватило морозцем, так что копать будет непросто. К счастью, для того чтобы избавиться от сюрприза, подготовленного Беном, глубокая яма и не требовалась.

66

Ланч, на который Мэгги пригласил Эллери Роуленд, прошел превосходно. «Эверест» оказался элегантным французским рестораном на сороковом этаже здания Чикагской фондовой биржи. У каждого столика стояли небольшие бронзовые скульптуры работы популярного швейцарского мастера Иво Сольдини. На стенах висели произведения местного художника – Адама Сигела.

Мэгги заказала плавник ската, обжаренный с лесными орехами под соусом из масла каперсов. Она не очень представляла себе вкус каждого из ингредиентов – просто выбрала первую строчку из перечня горячих блюд. Ее посетило странное чувство – словно примерила на себя роль Джулии Робертс в «Красотке». Роуленд был обворожителен и загадочен, однако в голову почему‐то постоянно приходили мысли о Маркусе.

Вечно мы желаем недостижимого, подумала она.

Расставшись с Роулендом, Мэгги