Князь Рысев 4 - Евгений Лисицин

термоядерное пламя, вмиг обращаясь оплавленными головешками.

Храм Сатаны превращался в его собственный дом. Преисподняя в миниатюре, мелькнуло у меня в голове напоследок. Не хватало только…

Додумать я не успел. Биска заставила меня разжать цепкий, отчаянный хват, позволив выпустить огненное послание Майи.

Жар лизнул нас обоих словно на прощание — не ведая жалости к себе, Биска тащила меня тяжестью собственного тела наземь.

Не знаю как, но мы рухнули вместе. Едва меня коснулась твердь земли, как я тут же перевернулся на живот, закрыл голову руками. Биска сжалась под моим телом, словно обиженный котенок.

Огненный вихрь, как завершение вакханалии, пронесся по залам, обращая память былого в пепел. Нестерпимый жар побежал по всему телу, заставил стиснуть зубы. Словно мальчишка-садист, вооружившийся лупой у муравейника, он спешил высечь из меня вопли агонии, заставить биться в предсмертных конвульсиях.

Биска перетекла в мое тело, став второй кожей. Бесова дочь была на грани, но отчаянно надеялась остаться со мной.

Уберечь меня.

Хотелось ругать ее, сыпать обвинениями — я велел быть ей с Лиллит! Кто бы мог подумать, что корень всех бед кроется в богатом воображении деревенской девчонки?

И в ее истинных, нераскрываемых классом способностях?

Случись что с ней — и моя душа обречена. Весь этот поход, все эти страдания — зря. Биска должна была быть последней линией обороны, но сейчас она была рядом со мной.

Вместо обвинений я был ей попросту по-человечески благодарен…

Казалось, что смерть стоит надо мной мрачной, задумчивой фигурой. Воображение было богато на образы, наградило мою погибель монеткой вместо косы. Подбрасывает: забрать-не забрать? Повезет или нет? Словно иных дел у мрачных жнецов не водилось, он пускался в философские размышления, я же отчаянно терпел.

Когда все закончилось?

Спроси кто об этом, убей не знаю. Стальной характер велел прийти в себя сразу же, едва пожарище стихло. Спину все еще щекотало жаром — уверен, у меня там не осталось и живого места.

Даже с броней из Биски.

Вставать не хотелось больше, чем на работу в субботу, но я гнал себя — незнамо куда и невесть зачем.

Кололо в правом боку, голова походила на чугунный чан — каждый звук отдавался нестерпимой болью.

И лог… будь он проклят, этот ваш лог. Ну дали мне десятый уровень, что ж мне теперь, скакать от радости?

Если и скакать, то точно не сейчас.

В первую очередь я желал отыскать Его.

Внутренний демон был повержен. Вита ловила последние вздохи, отчаянно сопротивляясь неизбежному. Пальцы несчастной впивались в землю, оставляя продольные царапины. Взгляд обсидиановых глаз тускнел — к ней возвращалась привычная слепота.

Моя темная сторона шла за ней следом. Огонь сделал свое дело, тысячу раз подтвердив мудрость, что обитающего в адских пучинах огнем следует жечь в первую очередь.

Потому что огонь очищает от скверны.

Хотелось усмехнуться: еще чуть-чуть — и начну вещать как самый обычный, привычный для моего мира инквизитор.

Он узрел меня ее глазами, натянул на лицо кукловода широкую, издевательскую ухмылку.

Какой бы он тварью ни был, а не уважить его за умение признать поражение было невозможно. Он терял над моей названой сестрицей контроль — и та, словно дорвавшись, слала на мою голову одно проклятие за другим.

Словно камни, они ударялись о выставленный Лиллит заслон, падали наземь, рассыпаясь еще свежей маной.

Я отрицательно покачал головой, прогоняя суету мыслей. Первым порывом было схватиться за меч. Руки плясали на поясе в поисках Алискиного клинка — я и забыл, что он сгинул под завалами. Взглядом поискал Нэю, но оживший солнечный лучик, если верить ясночтению, была почти жива.

Нет, смеялась растущая рядом с нами пропасть отчаяния. Сегодня, малыш, тебе придется это сделать самому.

Голыми руками.

Насмешка демона превратилась в детский плач — он ревел горько и самозабвенно, провожая остатки своей жалкой жизни в каждой слезинке.

Умирать ему не хотелось, он ведь не настоящий демон. Просто отголоски моей собственной злобы, смешавшиеся с демоническими силами.

Ожившая темная суть.

Его пугало безвременье, приводило в ужас небытие. Он мечтал вернуться мне в голову — все это время, что был с Витой. В родной дом.

А когда его отвергли, просто жаждал показать, чего же я лишился.

Я покачал головой, прогоняя из себя всякую жалость к этой твари. Ну уж нет, ему не удастся задурить меня сладкими речами. Он не пытался вернуться — мечтал убить. Расплющить, раздавить, растереть…

Лиллит подошла сзади — она была почти невесома, я не слышал ее шагов. На ней лежала маска нерешительности, она словно до сих пор не верила в то, что случилось. Муня на ее руках ворочался — несчастная кукла носила лишь отголосок жизни. Где-то в плюшево-соломенных потрохах стойко засело желание защищать хозяйку любой ценой.

Я помнил эту любую цену — арсенал Муни приводил в восторг. И тем, сколько отжирал маны за каждое использование, и методами…

Пепельноволосая девчонка хотела помочь, но я мягко отстранил ее прочь, шепнул Биске, чтобы слезала с меня ко всем чертям и увела девчонку прочь.

Она еще ребенок — может быть, тело уже и разменяло второй десяток, но мышление, хрупкость, пластичность психики…

Не заполучить бы потом в подопечные кровавую маньячку.

— Ты дурак, Федя. Ты ничтожество, ты ноль. — Вита шипела, словно змея. Истратив все, что у нее было, сейчас она отдавала саму себя на откуп последнему, что осталось.

Словам.

Выход был недалеко — куда вели эти туннели? Биска утверждала, что в заброшенную и закрытую инквизаториями ветку метро.

Так и представлялось, что как только у меня хватит сил дотащить наши тушки до поверхности и попасться им на глаза, они притащат меня к Егоровне.

Вот уж старуха повеселится на славу. В мысли вклинивалась неприятная, мерзкая догадка — стоит только явиться перед ее очами, как меня объявят без вести пропавшим.

Где-то там, наверху Майка и остальные. Хотелось верить, что они успели, старик жив. Сидят, заваривают чай, ждут меня…

— Ты ничто, — продолжила свою тираду Вита. Я посмотрел ей в глаза, подавил желание отвесить крепкую затрещину — уже ни к чему.

— Я ничто, — кивнул ей в ответ.

— От кого и от чего ты убежал сегодня? От судьбы? От прошлого?

Я не спорил — просто мне думалось, что единственной беглянкой передо мной была лишь она.

Биска не спешила исполнять приказ, Лиллит стояла там же, где и была.

— Давай помогу. — Она, наконец, пересилила саму себя, решившись на поступок.

Я закусил губу — вместе с ней мы работали в унисон. Вспомнилось, как ножницами вспарывали все связующие нити между моей темной сутью и Витой. Как сплетались воедино наши общие струны.

В только что завершившемся бою мы стали единым целым.

Сразу стало понятно, о чем тогда говорил Николаевич. Если собрать около себя целую армию кровнорожденных подопечных, можно низвергать в пекло целые армии.

Мне казалось, что инфантер-генерал и в самом деле мог.

Я моргнул, призывая себе на помощь зрение кукольника — тянуть больше не было смысла.

Мир глазами Виты вновь открылся передо мной. Странно, еще несколько часов назад я дивился, как при слепых глазах она может видеть? Как узнала, кто я таков? А сейчас все лежало как на ладони.

Мои привязанности голубыми потоками утекали куда-то во мрак. Дрожали, словно пламя свечи на ветру, норовили раствориться, и в тот же миг крепли заново. Розовый комок влюбленности — а как бы это назвали вы? — спешил вырисовывать очертания родных, милых лиц. Майка, Алиска, Славя…

Катькино лицо мелькало редко.

С Витой было иначе. Ее жизнь скуксилась до мелочных, крохотных эмоций. Словно злостный агроном, не терпящий на одной грядке с помидорами сорняки, она отсекала от себя любовь, надежду и веру. Зато всеми силами подпитывала огромного, разросшегося до чудовищного, паука ненависти.

Он опутал ее паутиной с ног до головы, управляя не каждым движением, но действием. Словно скоморох с тысячей масок, он представал ей то в обличии радости, то приятных воспоминаний, всякий раз не забывая подлить яда.

Неудивительно, что она жаждала отыграться на других — лишь чужая беспомощность потворствует ненависти…

Кукловод не видит самого себя, еще недавно говорила она мне. Или видит лишь отголоски того, что его окружает. А в других людях полно всякого.

Обрушь несущую