Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

поэтому я вытираю руки о штаны.

В почти пустом кафе за столиком напротив меня сидит менеджер и просматривает мою анкету. У него небольшая бородка и очки в черной оправе, отражающие свет.

— Это неполная ставка, вы понимаете, — говорит он, — и только на праздники. Нам нужны кассиры. Вам придется работать в выходные по вечерам.

— У меня полно свободного времени.

— Хорошо. Кроме того, ну знаете, нужно быть веселой, общаться с посетителями.

Веселость — не моя сильная сторона, но я все равно киваю.

— Я задам вам несколько вопросов. Стандартная процедура, — говорит он, складывая перед собой пухлые, мягкие руки. — Что для вас значит хорошее обслуживание?

Для меня? Какой странный вопрос. Определение слов — это не тема для обсуждений. Я закатываю глаза к потолку, размышляя.

— Обслуживание, — говорю я, — это серия действий, призванная способствовать удовлетворению клиента до, во время и после покупки. Хорошее обслуживание значит, что все эти действия выполнены успешно.

— А-га, — он хмыкает. — Так что это значит лично для вас?

Я начинаю было дергать косичку, но опускаю руку.

— Я вас не понимаю.

— Как вы планируете удовлетворять посетителей? Предоставляя им опыт «Максонс»?

Я несколько раз моргаю. Я уже чувствую, что не справляюсь.

— Хмм… мисс?

Я закрываю глаза.

— Подождите.

Представь себе удачную ситуацию.

Через двадцать секунд я открываю глаза.

— Они заходят и едят. Они получают именно то, что заказали. Картошка фри не мягкая. Бургер средней прожарки, как и написано. Им кажется, что цены адекватные. Нет никаких неожиданностей. Они подходят к кассе, чтобы расплатиться. Я даю им сдачу, все подсчитано правильно. Я говорю: «Хорошего дня». Они уходят из кафе.

Несколько секунд он смотрит на меня в упор, слегка приоткрыв рот.

— Ладно. Вы описали это… очень подробно, — он откашливается. — А чем вы, скажем, любите заниматься в свободное время?

Как это связано с вакансией кассира?

— Я люблю читать о квантовой теории, играть в го, собирать головоломки и смотреть передачи о природе.

— Ага.

— Я люблю животных. Особенно кроликов. — Знаю, что это не то, что он хочет услышать, но сейчас я волнуюсь: мне сложно находить уместные фразы, поэтому слова просто вылетают у меня изо рта, словно воздух, стремящийся заполнить вакуум. — Один из редчайших видов — полосатый суматранский кролик. Он активен в темное время суток и очень застенчив. У местных жителей нет для него названия, потому что они даже не знают, что он существует.

— Хорошо. Закончим на этом. Мы внесем ваше имя в базу данных.

Грудь сводит от паники. Когда кто-то так говорит, это значит: «Мы вам не перезвоним».

— Я что-то сделала не так.

— Ну…

— Я знаю, что плохо справляюсь с собеседованиями, но я справлюсь с работой, я обещаю. Я могу работать в любую смену, какую захотите. Дайте мне шанс. Хотя бы на один день.

Он качает головой:

— Простите. Ничего личного, вы нам просто не подходите.

Я ухожу из кафе.

Ничего нового. Все, чего я хочу, это возможность работать и получать за это деньги, как и все другие люди. Но я редко иду дальше собеседования.

По дороге домой я включаю диск с Моцартом.

Существует предположение, что у Моцарта был синдром Аспергера. Может, и ему было сложно выражать свои мысли и музыка была единственным способом перевести их на язык, понятный остальному миру. Разумеется, иногда ему удавалось быть ясным. Есть один малоизвестный канон под названием «Leck mich im Arsch» (в переводе «Поцелуйте меня в задницу»), где эта фраза повторяется снова и снова.

Однажды, оставшись после уроков в своей прежней школе, я спросила учительницу, можно ли мне послушать Моцарта, пока делаю уроки. Он разрешила, и я поставила этот канон на CD-плеере. И меня не наказали, потому что учительница не понимала по-немецки.

Иногда, когда я злюсь на мир, я слушаю этот канон, и мне становится чуть лучше.

Солнце, крошечный белый круг, просвечивающий сквозь облака, тонет в низком небе, пока я иду по улице, глубоко засунув руки в карманы. Толстый слой слякоти покрывает асфальт.

Я прохожу маленькое красно-желтое строение с пластиковым улыбающимся петухом над входом. «КУРОЧКА КЛАКИС» — написано на вывеске. На доске объявлений в витрине красным маркером написано «СРОЧНО ИЩЕМ СОТРУДНИКОВ».

Я захожу внутрь.

Через несколько минут я уже сижу в зале за одним из покрытых крошками столов, заполняя простую анкету на одну страницу. Менеджер Линда с темными кругами под глазами и с седыми нитями в волосах предлагает мне пройти собеседование прямо на месте.

— Так вы работали в зоопарке? Ну, здесь вы будете как дома, — смеется она. Я не понимаю шутку. — У вас есть машина?

— Да.

— Хорошо. Вы можете начать сейчас? Кассир, который должен был выйти, только что уволился, и никто не может подменить его в эту смену. Мне нужен кто-то, кто справится с вечерним наплывом посетителей.

Сердцебиение учащается. Этого не может быть. Кажется, что все слишком просто.

— Звучит… звучит хорошо!

Она выкладывает на стол пакет: желтая униформа, упакованная в прозрачный мятый полиэтилен:

— Добро пожаловать в команду.

Я переодеваюсь в уборной. Форма кажется жесткой и накрахмаленной, еще есть ярко-желтая шапочка с красным петушиным гребешком. Когда я возвращаюсь, Линда проводит меня через дверь с надписью «СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД» на кухню, заполненную паром. Мужчины и женщины в фартуках жарят курицу в чанах с кипящим оранжевым жиром. Один из мужчин ухмыляется мне, обнажая полоску белых зубов, и быстро говорит что-то на испанском. Остальные смеются.

На стене висит расписание. Кто-то нацарапал поверх него черным маркером «НА ХРЕН КЛАКИС».

Линда бросает взгляд на надпись и снова смеется.

— Это, наверное, Роб.

Я предполагаю, что Роб сегодня и уволился. Не знаю, что на это ответить.

Линда проводит быстрый ознакомительный тур и показывает, как обращаться с кассой.

— Я буду учить тебя по ходу, но сейчас нам не хватает персонала, поэтому все будет немного суматошно. Ты принимаешь заказы, я их собираю. Самое главное: после того, как повторишь заказ, спроси, не хотят ли они картофельных пальчиков.

— Что это.

— Картошка фри, но мы называем ее по-другому.

Посетители начинают подтягиваться. Первый час или около того, все идет относительно хорошо. Все, что от меня требуется, — повторять их заказы и выдавать сдачу. Затем людей становится все больше, справляться становится сложнее. Вырастает длинная очередь. На кухне, отвлекая меня, гремит посуда. Каждый звук кажется в несколько раз громче.

— Не желаете картофельных пальчиков, — спрашиваю я.

Мужчина в деловом костюме морщит лоб, и его парик сползает назад:

— Я только что их заказал.

— Я все равно должна спросить. Это правило.

— Так…