Тайна древнего саркофага - Елена Басманова

Она сдержала свое обещание, и через десять минут оба уже выходили из калитки. Они без всяких приключений сходили на железнодорожную станцию, где доктор стал свидетелем вполне безобидного Муринового разговора по телефону с отцом.

Со станции через поселок, минуя свою «Виллу Сирень», они отправились к взморью. К огорчению Муры, ни на станции, ни по дороге Пузик не попался.

Светлый солнечный день еще только набирал силу – он опять обещал быть жарким. Прячась под тенистыми кронами деревьев, Клим Кириллович и Мура добрались до пляжа. Она уверенно подвела своего спутника к будке, перевезенной сюда, на пляж, еще в мае хозяевами снятого Муромцевыми дома, специально для дачников. Клим Кириллович вытащил два шезлонга и огромный матово-розовый зонт – Мура не стала говорить, что цвет для пляжного зонта подбирала Брунгильда: ее старшая сестра считала, что отсветы розового красиво ложатся на кожу.

Для Муры пляжные картинки уже стали привычными. Доктор с интересом поглядывал на отдыхающих: совместные морские купания и воздушные ванны для мужчин и женщин только-только вошли в моду, и многое было ему в новинку. Женщины были одеты в длинные красные комбинезоны из какого-то отвратительного тика, отделанного у щиколоток и шеи белой тесемкой. Некоторые из них предпочитали консервативные пляжные костюмы, натянутые на корсеты, – они имели черты обычного костюма с отделкой из складок, вставок и кружева. Головы дам венчали гигантские полумаски-полушляпы, украшенные искусственными цветами и фруктами.

Мужчины делили свои симпатии между одеяниями синего и красного цвета и страшноватыми трико в бело-голубую или бело-синюю полоску – длиной до половины икры. И на пляже, и в воде, при купании, они также не расставались с соломенными панамами или маленькими соломенными жокейками.

Мура с удовольствием смотрела, как доктор устанавливает зонт в специально укрепленное на пляже гнездо для подобных сооружений, как быстро и ловко раскладывает шезлонги, и думала, что, хотя он и не занимается специально физкультурой, как Прынцаев, но кажется мускулистее и сильнее, чем их друг-спортсмен.

Устроив Муру на шезлонге, Клим Кириллович решился зайти в будку и переодеться в пляжный костюм. Когда он вышел оттуда, его несколько смутил пристальный взгляд Муры. Он думал, что виной всему его купальный костюм. В таком виде он впервые предстал перед глазами посторонних людей. И хотя все вокруг красовались примерно в таких же нарядах, он еще не привык к этому одеянию и чувствовал себя слегка стесненным: в полосатом трико он казался себе похожим то ли на зебру, то ли на заключенного.

Под розовым зонтом в шезлонгах недалеко от воды жара не ощущалась так тяжело, как среди деревьев, отдающих в окружающую атмосферу накопленное тепло вместе со своими терпкими запахами. Легкий ветерок относил далеко в сторону голоса галдящих детишек, подползающих к набегающей на берег тоненькой прозрачной волне.

Погода стояла великолепная, и на горизонте ослепительно поблескивал купол Кронштадтского собора. Доктор старался туда не смотреть – там служил несчастный застрелившийся офицер. Клим Кириллович не хотел предаваться печальным воспоминаниям. Буксиров с белыми щитами-мишенями сегодня около форта Тотлебен не наблюдалось, но зато на море до самого горизонта по плоской поверхности залива скользили яхты, большие и маленькие, а чуть дальше, у самого горизонта, можно было рассмотреть и огромные суда.

– Знаете, Клим Кириллович, – призналась Мура, отвернувшись от кораблей и сосредоточенно втирая в кожу рук крем от загара, – я вчера о вас думала.

– В самом деле? – Доктор насторожился.

– Мне стало немного грустно, когда я представила себе вас участвующим в дурацкой дуэли.

– А уж как грустно мне себе это представлять! – вздохнул он в ответ. Он старался не смотреть на Муру и обводил взглядом окружающее пространство: ему очень хотелось первым увидеть бегущего Пузика и обрадовать этим известием младшую дочь профессора Муромцева. Но собаки нигде не было видно. Среди посетителей пляжа мелькнуло несколько знакомых доктору лиц – кого-то он встречал на улицах поселка, кого-то видел в поезде и на вокзале. В какой-то момент ему даже показалось, что вдали, между деревьев, прошел человек с рыжими усами – как здесь тесно, на взморье! Одни и те же лица!

– Вы не боитесь перегреться? Уже прошло после завтрака больше часа, не пора ли искупаться? – спросил доктор Муру.

– Я еще подожду. Ах, если б мама не волновалась, то я бы провела здесь весь день.

– Вам не нравится ваша дача? – удивился доктор. – Вы свили себе в гамаке уютное гнездышко.

– Нравится, но я не чувствую себя там в безопасности, – призналась Мура. – А вы?

– Лично мне, думаю, никакая опасность не угрожает. Надеюсь, и вам тоже.

– Вы так говорите, потому что не все знаете – Мура понизила голос и огляделась по сторонам. – Я за вас беспокоюсь. Вас могут убить.

– Меня? – недоверчиво спросил доктор. – Вы имеете в виду безумного графа и его саркофаг. Но дуэль будет честная, квалифицированная, и Прынцаев о том же хлопочет. – Утолки губ Клима Кирилловича дрогнули в легкой усмешке.

– Нет, если граф вас убьет, то вовсе не из-за саркофага.

– Надеюсь, причина не будет французской? Я имею в виду – спор из-за женщины? Прямо вам заявляю: не желаю знать никаких Прекрасных Елен!

– Жаль, – протянула разочарованно Мура, – смерть из-за женщины так романтична!

– Нет уж, увольте, – в серых глазах доктора разгорались сердитые искорки, – и не портите мне настроение, милая Маша. Боюсь, я не романтик. Увы! Я предпочту жить ради любимой женщины и рядом с ней.

– Клим Кириллович, не сердитесь, – она взяла его за руку и виновато заглянула ему в глаза. – Я не дразню вас. Но я обязана вас предупредить, предостеречь, поскольку вы мне не совсем чужой человек... То есть нам. Ну в общем...

– Хорошо, – доктор поощрительно улыбнулся, – я уже смирился со своей смертью. Из-за чего же меня может убить граф Сантамери? Самозванец – по утверждению княгини Татищевой?

– Из-за меня, Клим Кириллович, из-за меня. – Мура закусила нижнюю губу и покраснела.

– Как? – Изумлению и гневу его не было предела. Он смотрел на виновато склоненную голову Марии Николаевны Муромцевой, в его сознании проносились самые невероятные коллизии.

– Не подумайте ничего плохого, – поспешила успокоить его Мура.

– Да уж что может быть хуже смерти из-за несовершеннолетней гимназистки! – вскричал неожиданно разъярившийся доктор.

– Вовсе и не из-за гимназистки, – обиделась девушка. – Я давно не маленькая.

– Не маленькая, так говорите яснее: из-за чего вы мне пророчите смерть?

Мура собралась с духом, взглянула прямо в лицо доктору и прошелестела дрожащими от обиды губами:

– Из-за того листка с цифрами, который я вам передала.