Беглянка - Элис Манро

Лорен дала тот ответ, который от нее требовался. Да.

– Так вот… этот ребенок родился до тебя. Девочка. Когда она была совсем крошечной, Айлин забеременела. Это стало для нее ударом, потому она уже поняла, что с новорожденным ребенком очень тяжело, бессонные ночи, а тут еще по утрам ее стала мучить рвота. Не только по утрам, но и днем, и ночью, и Айлин не знала, как это пережить. Как пережить беременность. Однажды вечером, когда ей стало совсем невыносимо, она почему-то решила, что от этого надо убежать. В темную дождливую пору она взяла с собой малютку в колыбельке, разогналась на дороге и не вписалась в поворот. Ребенок вылетел из люльки, потому что не был как следует пристегнут. Айлин получила сотрясение мозга и перелом ребер, и мы больше всего боялись, как бы нам не потерять обоих детей.

Он глубоко вздохнул.

– То есть одного мы потеряли сразу. Малышка погибла при падении. Но мы сохранили ребенка, которого носила под сердцем Айлин. Потому что. Это была ты. Понимаешь? Ты.

Лорен едва заметно кивнула.

– Мы скрывали это не только из-за переживаний Айлин, но еще и потому, что ты могла почувствовать себя нежеланной. Особенно если принять во внимание начало истории. Но ты должна мне поверить, что мы тебя ждали. Ох, Лорен. Ты была нам нужна. И нужна сейчас.

Убрав локоть с архивного шкафа, Гарри подошел к ней и обнял. От него пахло потом, пахло спиртным, которое они с Айлин пили за ужином, и Лорен испытала неловкость и стыд. Ее ни капли не расстроил рассказ про пепел, хотя от него и веяло какой-то жутью. Но она поверила Гарри на слово – что Айлин и в самом деле страдала от этой истории.

– Значит, из-за этого у вас и случаются скандалы? – как бы между прочим спросила она, и Гарри тут же разжал объятия.

– Скандалы, – грустно повторил он. – Наверное, причина отчасти в этом. Причина ее истерик. Знаешь, мне по-настоящему больно, что все так произошло. Очень больно.

Иногда во время прогулок Гарри спрашивал Лорен, не бывает ли ей тревожно или грустно от всего, что она узнала из их разговора. «Нет», – с раздражением бросала Лорен, а он отвечал: «Ну и хорошо».

На каждой улице таилось что-нибудь необыкновенное: особняк в викторианском стиле (ныне – дом престарелых), кирпичная башня, оставшаяся от фабрики по производству швабр, могилы 1842 года. А еще как-то раз на пару дней приезжала осенняя ярмарка. Гарри с Лорен наблюдали за соревнованиями грузовиков, которые по очереди месили грязь и виляли из стороны в сторону, волоча за собой прицеп, опасно нагруженный бетонными плитами, пока не останавливались от перегрева двигателя, а судьи замеряли пройденное расстояние. Гарри и Лорен выбрали себе по грузовику и стали болеть каждый за свой.

Сейчас Лорен стало казаться, что те дни были насквозь пропитаны фальшью, бездумным, напускным оживлением, не имеющим ничего общего с грузом реальных будней, который придавил ее с началом учебы, выпуском газеты и наступлением холодов. Медведи, лоси виделись теперь обычными дикими животными, что рыскают в поисках корма, и мысли о возможной встрече с ними уже не вызывали радостного волнения. Теперь она не стала бы прыгать и вопить, как на той ярмарке, когда болела за свой грузовик. Ее могли застукать ребята из школы – чего доброго, подумали бы, что она придурочная.

Впрочем, они примерно так и думали.

Из-за своих знаний и житейской осведомленности, которые, как она смутно догадывалась, со стороны могли выглядеть наивностью и самодовольством, Лорен стала в школе белой вороной. То, что для ее одноклассников оставалось тайной за семью печатями, было для нее ясно как день, а скрывать свои знания она не научилась. Потому-то (ну и еще, конечно, потому, что она правильно произносила «Л’Анс-о-Медоуз»[30]и читала «Властелина колец») между нею и другими ребятами выросла стена. В пятилетнем возрасте Лорен выдула полбутылки пива, а в шесть лет затянулась марихуаной; правда, ни то ни другое ей не понравилось. За ужином ей иногда наливали немного вина, но против этого она не возражала. Ей было известно, что такое оральный секс, какие есть способы предохранения от беременности, чем занимаются гомосексуалисты. Раньше она довольно часто видела Гарри и Айлин без одежды, а как-то раз увидела голыми и их друзей, собравшихся на природе у костра. Тогда же, на каникулах, она с другими детьми подсматривала, как отцы, предварительно сговорившись, тайком заползали в палатки к чужим женам. Один мальчишка предложил ей заняться сексом, она согласилась, но он опозорился, и они разругались, а потом ее мутило от одного его вида.

Здесь все это давило на нее тяжким бременем, вызывало ощущение неловкости, даже какой-то неполноценности, ныло в душе смутной тоской. Но с этим ничего нельзя было поделать, кроме как напоминать самой себе, что Гарри и Айлин в школе следует называть мамой и папой. От этого их портреты как будто росли, но при этом становились расплывчатыми. Достаточно было произнести «мама», «папа» – и четкие контуры тут же размывались, а сами образы слегка приукрашивались. Но дома этот прием не срабатывал. Она не могла себе признаться, что так было бы спокойнее.

Кафе неодолимо притягивало к себе одноклассниц Лорен, но им не хватало смелости зайти внутрь, и девочки, пройдя через вестибюль гостиницы, направлялись в туалет. Там они минут пятнадцать, а то и полчаса делали себе и друг дружке прически, красили губы помадой, не иначе как украденной из универмага «Стедманс», нюхали запястья и шеи подруг, опрысканные всевозможными пробными духами в парфюмерном отделе аптекарского магазинчика.

Когда они позвали с собой Лорен, она заподозрила подвох, но все равно согласилась, лишь бы не возвращаться в потемках одной в дом на опушке леса.

Едва зайдя в вестибюль, две девочки потащили Лорен к конторке, за которой на высоком стуле сидела буфетчица и что-то высчитывала на калькуляторе.

Буфетчицу – Лорен знала об этом от Гарри – звали Дельфиной. У нее были длинные роскошные волосы, то ли белесые от природы, то ли просто седые, – выглядела она далеко не юной. По-видимому, волосы ей мешали: привычным жестом она то и дело отбрасывала их назад. Глаза с тяжелыми веками, на которых густо лежали фиолетовые тени, обрамляла темная оправа очков. Лицо ее, как и тело, было широким, бледным и гладким. В ее облике, впрочем, не читалось ни малейшего намека на вялость. Она подняла голову – глаза оказались ровного светло-голубого цвета – и окинула девочек взглядом, выражающим готовность к любой гнусной каверзе.

– Это она, – выпалили девочки.

Теперь буфетчица уставилась на Лорен.

– Лорен? Точно? – спросила она.

Удивленная Лорен подтвердила, что зовут ее именно так.

– Я спросила у них, нет ли в школе ученицы по имени Лорен, – объяснила Дельфина таким тоном, будто девочки уже были где-то далеко и не имели никакого отношения к разговору. – У меня тут находка есть. Видно, кто-то в кафе потерял.