Пепел звезд - Елена Гайворонская

Маленький кабриолетик, фыркнув, вписался в броуновское движение вечернего московского шоссе.

«Он сейчас придет! Боже мой! Не верится, что после стольких лет…»

Лена заметалась по квартире, совершая какие-то бесцельные движения, поправляя и расставляя на места разбросанные после обыска книги, вазочки, картинки… Вбегала в комнату и тотчас забывала, зачем, уходила в другую, пока не остановилась, как вкопанная, перед зеркалом.

– Господи, на кого я похожа! Бледная немочь с лихорадочным блеском в глазах!

Дрожащими непослушными пальцами размазывала тональный крем, подводила ресницы… Она, которая безо всякого стеснения общалась с известнейшими людьми от индустрии Мировой Моды…Но это было другое. А теперь она – пламя на ветру, готовое в мгновение разгореться или погаснуть…

Что надеть?! Эксклюзивные, с кучей нулей на ценниках, платья расшвыривались как ненужный хлам.

Слишком вычурное. Слишком откровенное. Это – ничего, но красное. Ему не нравилось, когда она в красном. Он любил изумрудный. Цвет спелой листвы. Но она не носит его больше. С тех пор, как они расстались. Сперва – не могла. Затем убедила себя, что лучше красный или черный. И еще белый? Может быть, белый? Куда ей сейчас белый… И «Диориссимо» у нее тоже нет. Он любил этот запах. Говорил, что ее кожа пахнет жасмином… С тех пор она не выносит жасмин.

Надо надеть черное, из последней коллекции Шанель. Оно выгодно оттенит белизну кожи, неповторимый жемчужный оттенок волос…

Как она может думать об этом сейчас! Когда Олег мертв. И она, похоже, главный подозреваемый. А она мажется и перетряхивает платья, как последняя дрянь, бесчувственная, эгоистичная…

Она упала на диван, закрыв лицо руками. Платья так и остались висеть на вешалках в шкафу.

ОНА. Совсем не изменилась. Та же жасминовой нежности кожа. Те же глаза цвета спелой майской листвы. Та же улыбка, застенчивая, немного растерянная. Головка, чуть склоненная набок в водопаде волос, густых и невесомых, как вечерний туман… Он ожидал, что она станет другой – капризно-надменной, стервозно-распущенной, в прозрачном дорогом платье, с крикливым макияжем на подувядшем лице…

А перед ним – девушка из душного мая. В потертых джинсиках и светлом джемпере. С опущенными ресницами и горящими щеками, и длинными тонкими пальцами без намека на кольца, теребящими деревянную заколку, выпавшую из непослушной пряди…

Вот она вскинула огромные зеленые глазищи, и у Дмитрия глухо ухнуло сердце.

– Здравствуй.

– Здравствуй. Проходи, пожалуйста.

– Спасибо.

– Ты… совсем не изменился… – ее голос прерывисто срывался.

– Только волосы малость поредели, – он неловко улыбнулся, чтобы преодолеть смущение, проводя рукой по голове.

– Я тоже не помолодела, – она улыбнулась вслед, снова опустив глаза.

«Как она хороша… По-прежнему. Чертовски. До боли в легких. Желанна, как никто… Если бы…»

«Я ужасно выгляжу… Что он сейчас думает обо мне? Почему мы должны были ТАК встретиться?

Захлопнуть дверь. И стать счастливой. Хоть на одну ночь. На час… Если бы…»

«Трык!» – Заколка переломилась пополам.

– Есть хочешь?

– Нет, спасибо. Если можно, только кофе.

– Кофе. Хорошо.

«Мы разговариваем как чужие. Мы и есть чужие.»

– У тебя красивая квартира. Второй этаж. По-прежнему боишься высоты?

«Помнит».

– Да, я всегда была трусихой. А ты где живешь?

– Купил «однушку» недалеко от работы. Мне много не надо.

– Ты не женат?

«Какое тебе дело?»

– Нет. И никогда не был. А ты… была замужем?

– Нет. Никогда. Ты извини, что я тебя побеспокоила. Может, и не стоило…

– Послушай, – он протянул руку через маленький квадратный столик, накрыл сверху Ленину. Она прерывисто вздохнула, кусая пересохшие губы. – Я вытащу тебя. Но ты должна рассказать мне чистую правду. Даже если ты виновна. Только правду. Понимаешь?

– Я не виновна, Дима, – она облизнула полуоткрывшиеся губы. – Ты должен мне верить. Иначе все не имеет смысла. Я никогда не убивала.

Ее пальцы под его ладонью дрогнули. Они были прохладны, но быстро согревались от жара его руки.

«Я хочу тебя.»

«Я хочу тебя.»

«Я люблю тебя. Всегда любил.»

«Я тоже всегда любила тебя. Одного.»

– Хорошо, – сказал Дмитрий, убирая руку, доставая диктофон и маленький блокнот, – тогда начнем…

Полутемный кабак с многообещающим названием «Расслабуха», куда Вован привел Марину был, несомненно, злачным местом. На небольшой сцене полуголые перезрелые девицы изображали варьете.

За бильярдными столами коротали время крепкие бритоголовые ребята. «Мартель», тут, конечно, не пользовали, но официантка в прозрачной юбочке принесла вполне сносный бренди «Наполеон».

Вован предпочел «Столичную».

– За встречу, – провозгласил он, опрокидывая рюмаху в глотку, поведя носом.

Марина пригубила бренди, надкусила лимон.

– Давно вышел?

– Пару лет.

– Чем занимаешься?

– Бизнесом, – он захохотал, – в некотором роде. Помогаю кое-кому дела улаживать. Дипломатия своего рода. – Он побил кулаком о кулак и довольно улыбнувшись, похлопал Марину по плечу.

– Ты-то как? Тачка, гляжу, крутая. Твоя?

– Работаю гримером в модельном агентстве. Теперь модно называть «визажист». Закончила медицинский.

– Ну? Я всегда знал, что ты девка с головой. Мужика, небось, крутого подцепила? «Мерс»-то он купил?

Марина поморщилась.

– Никого я не подцепила. Я не замужем. У меня, действительно, есть мужчина. Нам хорошо вместе. Пока. Что будет дальше, не знает никто.

– Это точно, – шумно вздохнул Вован. – А помнишь… – взгляд его сделался мечтательным, насколько это могло быть возможным, – десяток годков назад… Нам ведь тоже было неплохо вдвоем, а? Знаешь, я часто думал о тебе, Мара. – Он налил себе еще и залпом выпил. – Вернуть бы те деньки. Как ты, Мара?

Марина покачала головой.

– Это невозможно, Вован.

Он снова огорченно шмыгнул носом и потянулся за бутылкой.

– Мне хватит.

– Ну вот! – рука с бутылкой зависла над столом. – Может, ты еще и девственницей стала?

Она невольно рассмеялась грубоватой шутке, на миг вернувшей ее во времена тяжелой, но, подчас, такой тихой, бесшабашной юности.