Каир. Биография города - Джеймс Олдридж

Заглулу разрешили возвратиться в Каир. Перед этим он вручил англичанам в Лондоне вафдистские требования независимости Египта.

Англо-египетские отношения ухудшились, несмотря на то, что Англия даровала в 1922 году Египту «суверенитет», а Фуада, бывшего тогда хедивом, сделала королем. За 18 последующих месяцев были убиты 17 английских чиновников и 20 англичан подверглись нападению среди бела дня. В 1924 году был убит сэр Ли Стэк, главнокомандующий английских войск в Египте. Эти акты насилия были стихийным выражением народного возмущения, и англичане отступали, но медленно и очень искусно, делая вид, что идут на уступки, на самом же деле не уступая почти ни в чем. В 1936 году был подписан англо-египетский договор, предоставлявший Египту некоторую долго независимости, чисто формально. В 1937 году Египет избавили от «смешанных трибуналов» (европейских судов), но это не удовлетворило египтян, так как английская оккупация продолжалась. Англичане господствовали в экономической жизни Египта и по-прежнему держали в руках канал. Земля, хлопок, канал и старый стратегический путь к Индии — вот что заставляло англичан цепляться за контроль над Египтом. Непрекращавшиеся акты насилия, выступления против оккупантов и угроза революции создали в Каире волнующую и напряженную атмосферу, но не очень угрожающую.

Очевидный статус-кво, который англичанам удалось сохранять в Египте почти на протяжении двадцати лет, означал, что соотношение сил европейцев и египтян в Каире оставалось на прежнем уровне, точнее, было в пользу европейцев. Англичане по мере ослабления контроля над страной все больше нуждались в поддержке европейцев. Именно в это время европейцы из средних классов сами подписали свой приговор о предстоявшем изгнании из Египта, хотя он вошел в силу только через двадцать лет. До 1937 года было выгодно оставаться в Каире иностранцем или человеком без гражданства, так как это избавляло от египетских законов (в соответствии с режимом капитуляций) и от египетских налогов. Греки, итальянцы, киприоты, мальтийцы, сирийцы, румыны, французы, австрийцы, немцы, армяне и европейские евреи без гражданства — все жили здесь на положении постоянных иностранных резидентов, их дети рождались в Каире и не знали никаких других городов. Но глупое самодовольство, невежество и нахальство процветавшей европейской общины становились невыносимыми и сулили неминуемую трагедию. Евреям, бежавшим от Гитлера, разрешался свободный доступ в Египет, они могли работать или заниматься бизнесом. Но, будучи европейцами и, как правило, выходцами из средних классов, они привезли с собой в Египет не свой семитизм (что могло бы сделать их братьями египтян), а свой европеизм, благодаря которому они в равной степени презирали и бедных арабов, и бедных египетских евреев.

В Каире всегда жили и бедные европейцы (особенно армяне). Почти каждый европеец в Каире имел хотя бы одну прислугу, а у многих представителей средних классов их было больше. Для них существовали врачи, больницы и новейшие лекарства, а питались они, безусловно, лучше и гораздо дешевле, чем кто бы то ни было в Европе. Поданным доклада Египетской ассоциации социальных исследований 1938 года (его цитирует Чарлз Иссави), бедные египетские семьи (а бедными были 90 процентов семей) в 5–6 человек жили в одной комнате, работали в году 7 1/2 недель и зарабатывали в среднем 9 египетских фунтов, расходовали на питание 52 пиастра (10 шиллингов) в месяц и постоянно не вылезали из долгов. В Египте была самая высокая смертность в мире: два ребенка из каждых четырех умирали, не достигнув пятилетнего возраста; 65 процентов населения болели малярией, в стране было больше, чем где-нибудь в мире, слепых, и люди существовали на пайке, почти не включавшем рыбы, яиц, молока, мяса, масла и даже пшеницы. 70–80 процентов феллахов страдали от билгарциоза или анкилостомоза (билгарциоз — болезнь, распространяемая через воду, которую используют для орошения хлопковых посевов).

За время оккупации англичане не прорыли ни одного артезианского колодца для деревни, не организовали медицинского обслуживания египтян ни в городе, ни в деревне, не занимались всерьез строительством новых школ, жилых домов для местного населения, не думали об улучшении здравоохранения и жизненных условий местных жителей. Англичан нельзя назвать жестокими оккупантами, но египтяне справедливо обвинили их (и с этим согласны почти все английские экономисты и социологи, изучавшие Египет) в том, что они не сделали абсолютно ничего, чтобы поднять жизненный уровень рядовых граждан Каира и всей страны.

Трудно винить в этом отдельных англичан или европейцев — уроженцев Каира, хотя они и способствовали создавшемуся положению. Европейцы в Египте сами были побочным продуктом трагической истории иностранной оккупации, и даже если они хорошо жили, хорошо ели, то считали, что так оно и должно быть.

Средний каирский европеец внешне довольно привлекателен; смешанные браки различных рас дали очень красивых девушек, пожалуй, красивей, чем где бы то ни было. Оглядываясь назад, можно сказать, что положение европейцев в Каире было очень обеспеченным, и они, в свою очередь, содействовали неуклонному развитию торговли в городе. Особенно привольно жилось европейцам между двумя мировыми войнами. Каждое утро они потоком устремлялись к центру города, повседневная жизнь которого зависела от их труда: прекрасно ухоженные машинистки, секретарши, студенты, продавщицы, учителя. Они приезжали на трамваях и автобусах из зеленых пригородов — Матарии, Куббе, Гелиополя или Маади. Европейские девушки вели себя с большим достоинством, выгодный брак с отпрыском солидной буржуазной семьи был почти единственной надеждой на будущее. Принадлежность к той или иной категории среднего класса часто определялась паспортом, но религия была даже важнее национальности. Как правило, католики женились на католичках, протестанты — на протестантках, евреи — на еврейках, но поскольку все они, будучи европейцами, кончали английский миссионерский колледж или французский лицей, в числе выпускников этих заведений могли быть греки, итальянцы, французы, армяне, сирийцы, испанцы, евреи из Центральной Европы, копты, мусульмане, англичане, немцы, шведы, а может быть, и венгры или европейцы без гражданства, а также русские эмигранты. Эта европейская молодежь представляла собой коллектив, объединявший всех, кроме египтян. Они плохо говорили на языке страны, в которой жили, но считали Каир своим городом.

В памяти большинства этих людей Каир остался местом своего рода беспечной и счастливой юности. Им принадлежали не только кафе и бары, кинотеатры и бассейны для плавания, спортивные клубы и театры; в этом мягком, теплом и солнечном климате, где большую часть года тепло и солнечно, чудесные пригороды Каира и даже сама пустыня являлись фантастическим обиталищем. Летом, кончая работу в час дня, в самый разгар жары они спали голышом на прохладных простынях, за затененными окнами. В пять часов вечера они появлялись для того, чтобы танцевать, плавать, пить лимонад и лакомиться пирожными в кондитерских. Они заполняли рестораны, кинотеатры, сады, отели, ехали в пустыню или к пирамидам.

Для них Каир был большой деревней. Все знали все друг о друге, кто где работает, кто женился, у кого родился ребенок, знали все скандалы и интриги, слухи о которых распространялись в старом грешном городе как будто с помощью телепатии. Европейские женщины не носили чадры и пользовались всеми свободами, какими пользовались женщины в Европе. После революции 1919 года большинство египтянок из высшего и среднего класса сбросили чадру, но, пока царствовал Фуад, обитательницы королевского гарема на людях носили чадру, а в опере сидели в специальной ложе за ширмой. Несмотря на всю европеизацию нравов, в семьях сохранялись строгие порядки, а сложное переплетение моральных правил мусульман, коптов, католиков и евреев, пришедших к компромиссу по основным проблемам секса, браков и поведения, создавало своеобразную, почти эротическую атмосферу, сочетавшую строгость и распущенность, господство моральных догм и попытки их обойти. В целом это было беспечное веселье, вне подлинной культуры, вне национальных традиций, вне чувства принадлежности к городу или стране, без всяких планов на будущее. Молодые люди даже не понимали, что обречены, ибо не могли представить себе, что Египет может обойтись без них.