Генерал Ермолов - Владимир Лесин

«Душа в душу, рука в руку, исполненные усердия к славе народа нашего и государя, будем мы действовать вместе, любезнейший граф», — писал Ермолов Воронцову в марте 1815 года.

Нравится ли вам сия записочка, любезнейший читатель? Мне очень! В последние сто лет так никто из генералов не писал, даже лизоблюды. Впрочем, вряд ли и слова такие они могли бы найти.

Неизвестно, как долго пришлось бы друзьям оставаться в Польше, одному в Кракове, другому в Калише, не устрой Наполеон переполох на всю Европу, сбежав с Эльбы…

А.П. Ермолов — М.С. Воронцову,

конец марта 1815 года:

«Вы уже, конечно, читали выписку из “Moniteur”, что Наполеон в Лионе… Я рассуждаю так: во Франции, наименее к нему расположенной, выйти на берег без препятствий есть уже успех значительный. Отойти от берега на 50 миль, надобно непременно иметь связи и способы [содействие], позволить себе предприятие против города, каков Лион, и, сверх того, защищаемого значительным гарнизоном, надобно иметь силы».

Побег Наполеона готовился долго и тщательно. Он имел и связи, и содействие, и поддержку гарнизонов по пути следования. Об этом сложилась большая литература: и научная, и художественная. Многие французы, вовлеченные в заговор, пострадали. Судьбу одного из них описал Александр Дюма…

8 марта 1815 года недавно поверженный Наполеон под восторженные крики парижан торжественно вступил в столицу Франции. Начались знаменитые «Сто дней» его правления.

А.П. Ермолов получил сразу два предписания (М.Б. Барклая-де-Толли и К.Ф. Шварценберга) следовать с армией во Францию. Естественно, разными маршрутами. Какой из них принять? Решил на всякий случай проинформировать его величество, отправив в Вену адъютанта П.Х. Граббе.

— Какой маршрут намерен выбрать Алексей Петрович? — спросил государь Павла Христофоровича.

— Генерал приказал мне сказать вашему величеству, что выбор маршрута не затруднит его, он будет следовать, сообразуясь с обстоятельствами.

А обстоятельства эти диктовал сам Ермолов.

Австрийцы, пытаясь задержать войска своих союзников как можно дольше, настаивали, чтобы русские во время марша останавливались не в городах, а в специальных лагерях, в которые предполагалось заблаговременно завезти продовольствие и фураж.

— Не сомневайтесь, господин фельдмаршал, — заявил Ер молов австрийскому комиссару Роткирху, — я со своим сорокатысячным корпусом добуду моим солдатам провиант и найду для них квартиры для ночлега.

Роткирх не стал испытывать судьбу и согласился предоставить русским все, что требовал Ермолов, и даже больше. В результате он привел войска на Рейн намного раньше других генералов.

А.П. Ермолов, следуя параллельным курсом с дивизией М.С. Воронцова, постоянно обменивался с другом письмами, по которым можно точно определить дату прохождения корпусом того или иного города. Так, из сообщения от 12 июля следует, что в Гейдельберге его войска смотрел государь и нашел их «довольно хорошими», но не настолько, как бы хотелось.

Впрочем, его величество Александр Павлович принял Алексея Петровича «благосклонно». Он пытался хоть как-то «усладить» генерала за то, что когда-то «перед лицом неприятеля» взял у него боеспособный корпус, а взамен дал команду, которая должна была «или служить молебны за победы других, или по окончании войны идти в авангарде возвращающейся армии», сетовал он в одном из писем другу.

Предстояла кампания в Бельгии. Веллингтон с 90-тысячной интернациональной армией был уже в Брюсселе. Блюхер со 120 тысячами пруссаков в Намюре. Крупные силы австрийцев и русских двигались к границам Франции. После соединения союзники намеревались начать наступление.

Однако Наполеон вовсе не собирался ждать, когда союзники соединятся. 3 июня он отбросил англо-прусские войска при Линьи, но через неделю потерпел сокрушительное поражение под Ватерлоо. Русские и австрийцы не успели. Славу победы разделили между собой Блюхер и Веллингтон.

Наполеон вторично отрекся от престола и вступил на борт британского корабля. Союзники придумали ему наказание. У него есть название — остров Святой Елены.

28 августа (10 сентября по европейскому стилю) Александр I устроил грандиозный смотр русской армии на Каталунских полях в 120 верстах от Парижа с участием 150 тысяч человек при 540 орудиях. Присутствовали иностранные гости: император Австрии, король Пруссии, герцог Веллингтон, князь Шварценберг, Блюхер, принцы крови, маршалы, генералы, приехавшие из европейских столиц.

Парад произвел ошеломляющее впечатление на союзников. Веллингтон в изумлении воскликнул:

— Я никогда не представлял, что можно довести армию до подобного совершенства!

— Я вижу, что моя армия — первая в мире, для нее нет ничего невозможного! — ответил сияющий радостью Александр.

Союзники стали сговорчивее…

Государь был доволен. Он откровенно признался стоявшему рядом Ермолову:

— В России считают меня весьма ограниченным и неспо собным человеком; теперь они узнают, что у меня в голове что- нибудь да есть.

Алексей Петрович ответил:

— Подобные слова редки в устах частных людей, но они несравненно реже встречаются у государей. Они тем более удивительны, что в настоящую великую эпоху слава вашего величества не уступает славе величайших монархов в истории мира.

Тогда многие русские, в том числе и военные, восхищались Александром I. Думаю, и Алексей Петрович был искренен. Он считал, что государь постоянно благоволит ему. Впрочем, так оно и было. Конечно, и без высочайших капризов не обходилось…

Алексей Петрович, вспоминая тот последний парад русских войск под Парижем, рассказал однажды адъютантам любопытную историю, а Матвей Матвеевич Муромцов слово в слово записал за ним…

Как ни тянули носки гренадеры Ермолова, как ни выпячивали грудь колесом, а все-таки во время церемониального марша от «неправильной музыки» не то два, не то три взвода из дивизии Алексея Петровича сбились с ритма. Зрители этого не заметили, но Александр I плохо слышал, зато хорошо видел. Он остался недоволен «фрунтовым образованием» его богатырей и «за дурной парад» приказал арестовать несколько боевых полковников и отправить их на гауптвахту, охраняемую в тот день англичанами.

— Государь, — вступился за подчиненных Ермолов, — сии полковники — отличнейшие офицеры, уважьте службу их, а особливо не посылайте на английскую гауптвахту: у нас есть своя Сибирь, в крайнем случае, своя крепость.

— Исполняйте долг свой! — закричал «величайший из монархов» мира, выведенный из терпения язвительной прямотой генерала Ермолова.

Алексей Петрович замолчал, но приказа не выполнил, полковников не арестовал, надеясь, что обойдется. А на случай, если государь спросит о них, заготовил объяснение: «повели свои полки на квартиры в селения».