Долгая дорога домой - Дайни Костелоу

чем-то поступить по-христиански. — Пустив эту прощальную стрелу, мадам Соз взяла Элен за руку и повела вверх по лестнице, оставив ошарашенного молодого священника стоять в коридоре.

Вышедший из столовой у него за спиной отец Ленуар сделал ему очень мягкое замечание:

— На будущее, отец Тома. Я буду вам очень благодарен, если вы воздержитесь от вмешательства в дела, которые вас не касаются.

Получив выговор, молодой священник покраснел.

— Простите, отец мой, — залепетал он. — Я только намеревался…

— Дорога в ад вымощена благими намерениями, сын мой, — изрек старший священник. — Эта мудрая мысль вполне достойна вашего внимания.

Элен шла за Агатой по улицам, и мозг ее работал сверх обычного, лихорадочно решая, не броситься ли бежать, не скрыться ли в переулке, пока они не дошли до этого самого «Святого Луки», где бы он ни находился. Если так поступить, мадам Соз ни за что ее не догонит. И тогда она снова будет свободна. Однако в этом городе ее повсюду подстерегает опасность. Кроме того, она не знает дорогу домой, хотя, конечно, с помощью добрых людей в конце концов добралась бы дотуда. Но ведь мадам Соз сказала, что дом заколочен. Значит, там никого нет, и этот ужасный Гастон может снова прийти — он же знает, где она живет. А если не домой, то куда податься? Может, попытаться найти Жанно? Но Элен слишком смутно помнила, куда он ее водил, когда они встречались с Полем и Мартышкой. И потом она слышала звуки драки и даже не знает, удалось ли ему удрать.

К тому моменту, когда они свернули за угол и мадам Соз подвела Элен к тяжелым деревянным двустворчатым дверям высокого каменного здания, девочка так ничего и не решила. Она безнадежно глянула на серый мрачный фасад. Неужели мадам оставит ее здесь?

В панике Элен сделала шаг назад, но Агата так крепко взяла ее за локоть, что было уже не вырваться. Почти сразу приоткрылась дверная створка и выглянула низкорослая монахиня. Увидев мадам Соз, она отступила внутрь, впуская пришедших. Элен успела в последний раз оглянуться на оживленную улицу, и дверь у нее за спиной с тяжелым глухим стуком захлопнулась. Возможность сбежать была упущена — слишком долго раздумывала.

Глава двадцать первая

Марсель Сен-Клер был принят в Национальную гвардию и назначен в подразделение, которое охраняло Вандомскую площадь. Его не было на службе в тот день, когда гвардейцы открыли огонь по «друзьям порядка», требовавшим мира, и за это он был благодарен судьбе. Ему абсолютно не хотелось стрелять по обычным гражданам, даже по тем из них, кто шел на конфликт с Национальной гвардией. После так называемой бойни на Рю-де-ла-Пэ настроение в городе стало тревожным, на грани взрыва. Подразделение Марселя сейчас патрулировало городские ворота, проверяя входящих и выходящих и пытаясь вылавливать правительственных шпионов.

Когда избранное национальное правительство сбежало из Парижа в Версаль, в городе воцарился хаос. Центральный комитет назначил собственные выборы и сразу после этого объявил себя Коммуной. Вновь избранное руководство расположилось в пустующем Отель-де-Виль. Низшие классы Парижа весть о Коммуне восприняли с восторгом. Возле Отель-де-Виль собралась толпа. Согреваемые весенним солнцем, люди слушали прокламации властей, приветствовали марширующие под оркестр батальоны Национальной гвардии, пели «Марсельезу», кричали «Да здравствует Коммуна!». Казалось, что рождается новая эпоха!

Теперь власть в свои руки возьмут рабочие и все переменится. Это был день единения, день надежды, но радость пребывала недолго. Прокламация на самом деле была объявлением неповиновения правительству, и нависла мрачная угроза гражданской войны.

Несмотря на ликование, очень скоро среди коммунаров начались разброд и шатания. Они были неорганизованным объединением, состоящим из многочисленных диссидентских групп, каждая из которых имела собственные идеи, а некоторые сразу стали сводить личные счеты. Общая власть была в руках людей, хоть и наполненных революционным жаром, но не слишком искусных в управлении подобными разнородными группами, и вскоре коммунары уже ожесточенно спорили друг с другом, отстаивая свои взгляды.

Одним из первых решений Комитета была отмена акта о ренте, который требовал уплаты квартировладельцам ренты за все время осады, — и это действие было встречено восторгом. Очень популярным был акт отмены призыва в регулярную французскую армию, но вместо этого все здоровые мужчины должны были вступить в Национальную гвардию, что вызвало куда меньше энтузиазма, и потихоньку все больше представителей среднего класса стало исчезать из города.

Марсель, став национальным гвардейцем, был произведен сначала в капралы, потом благодаря своему боевому опыту — в сержанты, и сейчас он со своими людьми патрулировал стену от Порт-д’Отей до Порт-Дофин. Этот участок находился неподалеку от авеню Сент-Анн, и хотя Марсель пока не собирался сообщать родным о своем возвращении в Париж, иногда он испытывал сильное желание хотя бы издали взглянуть на дом, где прошло его детство.

Как-то раз, когда его подчиненные были в увольнении и у него образовалось немного свободного времени, он двинулся в сторону авеню Сент-Анн. На улице было пустынно, лишь несколько человек шли куда-то по своим обыденным делам. Марселя никто не узнал, а мундир был гарантией того, что никто не спросит, что он тут делает: люди проходили мимо, поспешно отводя глаза. Привлекать к себе внимание Национальной гвардии было небезопасно, и сейчас это оказалось весьма на руку Марселю. Он прошел мимо родительского дома и, увидев заколоченные окна и дверь, остановился, гадая, почему это так. Потом он свернул за угол и прошелся по переулку, продолжая осматривать дом. С этой стороны окна тоже были заколочены, а подойдя к воротам, Марсель обнаружил, что они заперты. По всей видимости, его родные уехали и сейчас, скорее всего, находятся в Сент-Этьене, далеко от опасности.

Марсель бросил быстрый взгляд, вдоль переулка, служившего нескольким домам на этой стороне улицы подъездным путем для карет. Сейчас эти дома тоже стояли наглухо заколоченные, и в переулке не было ни души. Никем не замеченный, Марсель одним движением перемахнул через стену, спрыгнув на каретный двор. Быстрый взгляд в конюшни и каретный сарай подтвердил его предположение: семья уехала, и он вздохнул с облегчением. Толкнув кухонную дверь и убедившись, что она заперта, Марсель вернулся на конюшни и по приставной лестнице взобрался на чердак, где помимо сеновала имелась небольшая комнатка — место обитания Пьера. Обстановка тут была весьма убогой — узкая неприбранная кровать, стул, стол, на нем — грязная тарелка, вилка, нож и стакан с недопитой водой. На комоде под запыленным окошком — тазик и кувшин, в ящиках комода — белье. Было похоже, что Пьер уезжал