Потоп - Михаил Алексеевич Ланцов

он узнал, будучи студентом, о том, что эта организация является самым крупным инструментом в мире по отмыванию денег и проведения серых сделок.

— Мы его так не называем.

— Это меняет суть?

— Нет. — улыбнулся иезуит. — Пока мы держимся. Но что будет дальше? Через пятьдесят лет? Через сто? Соблазны велики и Лукавый умеет их подавать.

— И тут появляюсь я.

— И тут появляетесь вы, — снова улыбнулся иезуит. — Откуда вы узнали о замке де Бомануаров?

— Это элементарно.

— Учитель музыки?

— Да. И, признаться, меня это бесит. Мои подчиненные проявили излишнее рвение. И обрушили французскую агентуру в Москве. Это было так глупо, так непрофессионально, впрочем, сделанного не вернуть.

— А он откуда знает?

— Он уже немолодой человек и давно служит Кольберу. Опытный убийца. И ему дважды почти удалось сделать порученное дело, несмотря на все мои меры предосторожности. Специально для его выявления я даже разыграл небольшой спектакль, вынудив его начать нервничать и постараться спешно покинуть Москву. Через что вскрыл и его, и всю французскую сеть. Но в процессе, еще до накрытия сети, произошло самое интересное. Пришел приказ на его ликвидацию. Ее начали готовить. Свои же. Почему? Не хотели платить? Бред. В отношении «верных псов» так не поступают, можно разом утратить лояльность подчиненных. Тогда почему? Я его взял. Разговорил. И узнал причину. Он в свое время участвовал в одной операции и случайно узнал то, чего не следовало про тот замок. Хотя он, правда, и сам толком не знает, что там хранится. Но сопоставить факты и прикинуть что к чему оказалось несложно.

— И почему же человека, который слишком много знал, отправили сюда?

— Вероятно эти обстоятельства еще не прояснились, когда его отправляли. Либо отправлял его человек, не посвященный в подобные дела. Насколько мне известно, приказ о ликвидации отдавал не Кольбер. Он то как раз хотел его вытащить во Францию и после попытки его ликвидации приказал затаиться.

— Допустим. — кивнул иезуит. — Что вы хотите за помощь нам?

— Чтобы волки не пришли в мой дом.

— Само собой. Но любая услуга должна быть оплачена. Мы, как вы выразились, противники, но иногда нам все же придется работать сообща. Вы ведь понимаете?

— Понимаю. Но я не знаю, что у вас просить. Мы ведь противники. Попросишь людей, так там через одного будет ваш агент. Денег? Да они у нас есть. И лишнего нам не надо. Сведений? Так вводить в заблуждение в своих интересах станете. Что ни возьми — все с сюрпризом.

— Так уж и нечего попросить? Неужели у вас нет никаких задач, которые такая организация, как ту, что я представляю, сможет решить?

— Если я попрошу вернуть нам западную Русь, вы ведь не согласитесь? — улыбнулся Алексей. — А если и согласитесь, что чего будут стоить наши договоренности хотя бы через месяц?

— Вы думаете это в наших силах?

— Речь Посполитая наводнена иезуитами, которые ведут серьезную работу по созданию из нее Анти-России. А нам на границе такая головная боль не нужна. И мы ее в любом случае ликвидируем рано или поздно. Несмотря ни на что. Это вопрос нашего выживания.

— И вы хотите, чтобы это случилось как можно раньше?

— И как можно меньшими трудами…

Разговор закончился.

Иезуит удалился. Алексей же еще долго сидел и обдумывал беседу…

— Теории заговоров, конспирологии, рептилоиды… — тихо пробурчал он, подводя некий итог. — А на деле обычные ОПГ. Ну хорошо, не обычные. Но так даже интереснее. Даже религиозный соус, которым они обмазаны, и тот жиденький. Бабло и влияние. Все так банально… Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… только квартирный вопрос их еще не испортил…

Глава 3

1707 год, май, 18. Где-то под Белгородом — Белгород

Ярко светило солнце, повисшее в зените.

Отчего в воздухе чувствовалась крайняя духота. Парило. После вчерашнего ливня активно испарялась влага.

Татары медленно ехали вперед, стараясь держаться травы вдоль дороги. Слишком уж недружелюбной выглядела грунтовка. На ее грязи копыта их лошадей регулярно разъезжались. Да и по траве поспешать не было никакой возможности. Очень ух глубоко уходили лошади.

Приходилось идти шагом.

Осторожно.

Постоянно крутя головами и прислушиваясь. Все-таки передовой дозор — это дозор. Можно легко нарваться на неприятеля…

С начала весны турки все-таки решились на активные полевые действия. Их десятитысячный корпус, перезимовал у казаков. И, по весне, получив подкрепление из Крыма, начал наступление. Гетман сумел выставить только восемь тысяч человек. И то — с огромным трудом. После крайне неудачной для Варшавы кампании прошлого года дурных голов поубавилось. Хан — и того меньше, всего шесть тысяч. Так что союзное войско не отличалось каким-то особым могуществом, не дотягивая даже до тридцати тысяч.

На южном направлении у русских имелось около тридцати тысяч пехоты и семь с гаком кавалерии. Во всяком случае — именно такими сведениям в Киеве и располагали на момент начала кампании.

Наступать на превосходящего противника на первый взгляд казалось глупостью. Тем более превосходящего тебя в вооружении и выучке. Но был важный нюанс, который вселял в союзников серьезную надежду. Дело в том, что все эти силы русских были размазаны на широком фронте — от Брянска до Азова.

Собственно, одна пехотная дивизия стояла в Азове, прикрывая этот участок и нависая над Крымом. Из-за чего хан так мало войск и выставил. Свои земли он не мог бросить на произвол судьбы. Вторая дивизия располагалась в Брянске, третья — в Курсе, последние две — в Белгороде. Разумеется, с соответствующими средствами усиления. Каковых полагалось на каждую такую дивизию по артиллерийскому полку, полку улан и два полка карабинеров.

План турок был прост.

Они хотели ударить по Белгороду раньше, чем туда успеют подтянуться войска из Курска и Брянска. Потом вынудить те отойти на север. Развивая этот успех привлечь еще казаков на свою сторону. И с их помощью выйти к Воронежу, перерезая коммуникации Азова и Керчи.

Пока суть да дело… пока Петр развернет войска Северной русской армии на юг Керчь уже падет, лишенная подвоза припасов. Да и Азов, вполне возможно. А та дивизия, что располагалась в устье Дона, вынужденно отступит на север — к Воронежу или за него. Что откроет возможность для широкого вторжения крымских войск с выходом в русские тылы… Их турки планировали использовать также, как обычно и применяли во время войн с Габсбургами. Фронт ведь очень сильно растягивался и, утратив инициативу, Петр будет вынужден пытаться купировать прорывы. Гоняя свих солдат туда-сюда.

Тем временем, по замыслу союзников, должны были оправиться поляки, стремясь если не разбить, то сковать как можно больше русских войск… растаскивая их силы… и стачивая…

Претворяя этот план в жизнь, союзники сорвались с насиженных мест, сразу как смогли. И продвигались вперед самым стремительным образом, упредив объединение сил русских.

Получалось, правда, не очень.

Весна в этом году удалась дождливой. Из-за чего по раскисшим грунтовым дорогам не получалось выдерживать требуемых темпов. Но союзники не переживали. Ведь русские находились в аналогичной ситуации. И главное — упредить их, а уж быстро это произойдет или медленно — не так важно…

Передовой дозор татар минул почти минул небольшой лесок, когда из-за деревьев появились карабинеры. Полсотни. И пошли на сближение.

Преимущество было на их стороне, поэтому татары отвернули. И раз на раз встречала не сулила ничего хорошего. А тут против их трех десятков — пять.

Но, отвернув, они увидели, как с другой стороны леска выехало еще полсотни. Также спокойно. И также направились к ним.

Никаких скачек.

По раскисшей земле это было в высшей мере глупостью. Поэтому это все маневрирование выглядело чем-то вроде морского боя. Медленное такое, вязкое, неспешное.

Татары отвернули на юг. В степь.

Русские карабинеры на сходящихся курсах начали преследование.

И расстояние с каждой минутой сокращалось. Более крупные и сильные кони давали о себе знать.

Минута.

Пять.

Десять.

Пятнадцать.

Раздались первые выстрелы из карабинов.

В основном в пустоту. Куда-то туда. По скученно отходящей группе всадников. Хотя один из дозора все же упал.

Еще несколько минут.

Стрельба усилилась.

Татары отвечали