Владыка мира - Алекс Ратерфорд

– Я сожалею, мама, я не понял сразу… Я подумаю, что здесь можно изменить.

– Нет. Здесь нечего думать. Ты объявишь хранительнице гарема, начальнику стражи и главному в той армии евнухов, что здесь служат, что в пределах гарема отдаю распоряжения я, мать падишаха. Я и твоя тетя будем уходить и приходить, когда нам угодно, без разрешений и помех. – Хамида отпустила его плечо. – И когда ты идешь в завоевательный поход или устраиваешь торжественную процессию, мы будем сопровождать тебя, если захотим, – разумеется, должным образом скрытые от дерзких или любопытных глаз. И будем слушать заседания совета, как это было принято всегда, сидя за ширмой-джали… и позже дадим тебе любой совет, какой посчитаем нужным.

Хамида замолчала и внимательно посмотрела на него.

– Ты влюбился в свою власть и великолепие. Ты слишком озабочен тем, каким тебе предстать перед миром. Успех достался тебе легко – намного легче, чем твоему деду или твоему отцу. Не позволяй его сиянию сделать тебя слепым к чувствам своих близких, будь то женщина или мужчина, и отнять у тебя способность уважать людей самих по себе, а не за место в иерархии в своей империи… Поступая иначе, ты перестанешь быть и человеком, и, быть может, падишахом.

– Ты слишком сурово судишь меня. Я действительно уважаю тебя, мама, и также тебя, тетя. Я знаю, что без вашей помощи никогда не стал бы падишахом, и благодарен вам.

– Тогда докажи это на деле – не только нам, но и другим своим близким, своим сыновьям. Ты надолго оставил их по необходимости, отправившись на войну. Теперь ты возвратился – и должен проводить с ними больше времени, лучше узнавать их, вместо того чтобы оставлять их заботам наставников.

Акбар кивнул, как будто соглашаясь с ее словами, но внутри почувствовал, как в нем шевельнулось негодование. Ему не нужны наставления относительно того, как управлять или как вести себя. И еще меньше – как воспитывать своих сыновей.

– Повелитель, христианские проповедники, которых ты вызвал сюда из Гоа, прибыли.

– Благодарю, Джаухар, я сейчас приду. – Акбар повернулся к Абуль Фазлу, которому он диктовал описание некоторых новых преобразований способов сбора податей в империи. – Мы продолжим позже. Я хочу, чтобы хроника была как можно более подробной.

– Да, повелитель. Те, кто придут к власти после тебя, смогут извлечь много уроков из твоего очевидного блестящего успеха в каждой ветви управления твоей растущей империи.

Акбар невольно коротко улыбнулся. За эти годы, с тех пор как падишах назначил Абуль Фазла своим летописцем, он привык к его иногда напыщенной и цветистой манере выражаться, а также к привычке дотошно записывать все, что происходило при дворе. Когда шесть недель назад на охоте олень ранил падишаха рогами в пах, Абуль Фазл оставил горделивую запись о том, что применение заживляющей мази доверили «пишущему эту книгу судеб». При этом его летописец был вовсе не глуп.

Даже если Абуль Фазл и облекал свои советы в неизменные высокопарные восхваления, в отличие от многих других его придворных, он говорил не только то, что нравится падишаху, а судил здраво и взвешенно, поэтому Акбар стал советоваться с ним все чаще.

– Пойдем со мной. Я хочу, чтобы ты видел эти странные создания. Я слышал, что некоторые из них бреют голову почти налысо, оставляя только тонкий круг волос.

– Мне будет интересно посмотреть на них. Согласно тому, что я слышал, их соотечественники относятся к ним с большим почтением и действительно почти боятся их. Могу ли я спросить, зачем ты приглашаешь их ко двору, повелитель?

– Мне интересно их вероисповедание. В отличие от веры моих индуистских подданных, в которой я теперь немного разбираюсь, я не знаю почти ничего об их боге, за исключением того, что они полагают, что он некогда был человеком, который, будучи убитым, возвратился к жизни.

– Они знают только одного бога, как и мы?

– Похоже, это так. За тем исключением, что, как я понимаю, они полагают, что у этого бога есть три воплощения – они называют их отцом, сыном и святым духом. Возможно, это напоминает индуистскую троицу Брахмы, Вишну и Шивы.

Двадцать минут спустя, в сверкающем алмазами тюрбане, Акбар занял свое место в диван-и‑хас на престоле, стоящем на огороженной, подобно кафедре проповедника, площадке на стыке четырех тонких, расположенных наискосок проходов, поддержанных украшенной богатым резным узором центральной колонной. Ниже собрались члены его совета. Падишах заметил, что позади них стоит Салим. Мальчику полезно будет присутствовать. Он, вероятно, никогда прежде не видел европейцев.

– Введите посетителей, – приказал Акбар стоящему рядом с ним горчи.

Через миг, сопровождаемые барабанной дробью из галереи музыкантов, слуги провели проповедников через двери, которые выходили на один из балконов, ведущий к проходу до престола, где сидел Акбар. Когда двое мужчин в темных одеждах почти до пола оказались примерно в дюжине футов от падишаха, слуга попросил их остановиться. Акбар разглядел, что один человек был маленьким и коренастым, в то время как другой – более высокий и бледный; кожа на его лысине была сплошь усеяна веснушками.

Акбар жестом показал толмачу, стоящему у его престола, подойти ближе.

– Скажи, что в моем дворце им рады.

Однако, не дожидаясь перевода, меньший из этих двух проповедников обратился прямо к Акбару на прекрасном персидском языке:

– Благодарим за милость пригласить нас в Фахтепур-Сикри. Мы – иезуитские проповедники. Меня зовут отец Франциско Энрикес. Я – перс и некогда исповедовал ислам, но теперь я – христианин. Мой компаньон – отец Антонио Монсеррат.

– В вашем ответе на мое письменное приглашение вы говорили, что хотели поведать мне некие истины. В чем они заключаются?

Отец Франциско выглядел серьезным.

– Потребовались бы многие часы, чтобы объяснить это, повелитель, и ты утомился бы слушать. Но мы принесли тебе подарок – наши христианские Евангелия, написанные на латыни, языке нашей церкви. Мы знаем, что у тебя при дворе есть много ученых, среди которых есть и те, кто сможет перевести их для тебя. Возможно, когда у тебя будет возможность прочесть то, что написано в наших Евангелиях, мы сможем говорить снова.

Они хорошо осведомлены в некоторых отношениях, подумал Акбар. Он действительно нанял ученых людей – некоторые переводили летописи, перечисляющие дела его предков‑Тимуридов от турок до персов, другие переводили индуистские книги, изначально составленные на санскрите. Однако чего, очевидно, не знали посетившие его проповедники, – того, что сам он читать все еще не умел. Ахмед-хан попытался учить его в долгие дождливые дни, когда они шли под парусом по Джамне и Гангу сражаться с шахом Даудом, и в тот год, когда Акбар вернулся, он попробовал учиться еще раз, но строки так и плясали у него перед глазами. И все же, как ни отчаялся падишах от своей неудачи, она только подстегнула его страсть к книгам и мудрости, которую они содержали. У него всегда под рукой был знающий грамоту слуга, чтобы читать ему, и Акбар собирал большую библиотеку, могущую соперничать с любым из собраний, которыми когда-либо обладали его предки в далеких Самарканде и Герате.