Буревестники - Филиппа Грегори

– Он сказал: «Кто тут итальянец?».

Несколько мужчин подняли головы и выкрикнули на своем родном языке:

– Эккоми! Я!

Один из гребцов отозвался чуть позже остальных.

– Дове сеи нато, претенденте? – гаркнул Раду-бей.

Он осведомился о том, где родился последний из назвавшихся.

Мужчина с трудом понял это простое предложение.

– Наполи, – пролепетал он, называя прибрежный город Неаполь, но произнеся ответ с подозрительной заминкой и испанским акцентом.

– Не думаю, – скептически произнес Раду-бей.

Мужчина понурился, не скрывая отчаяния.

– Нужно спасти их! – не выдержал Лука, наблюдавший за обреченным. – Всех рабов! Надо напасть на галеру и даровать им свободу!

– Нельзя, – возразил капитан Гаскон. – Их слишком много.

Он указал на корабль: между рабами сидели свободные – янычары Оттоманской империи, готовые вступить в бой по приказу Раду-бея. По центру галеры встали их товарищи, вооруженные кто большими, а кто – абордажными саблями. За поясами у них виднелись пищали.

– На носу есть пушка, – добавил Гаскон. – Сейчас ее откатили и спрятали, но она наверняка заряжена и может выстрелить в любую минуту. Они остались без мачты, но легко могут вывести корабль в море и начать сражение. Я буду рад, если Раду-бей сдержит свое обещание и мы без проблем получим итальянцев.

– Мой отец может оказаться рабом в таком же аду! – с мукой проговорил Лука.

– Давай сделаем то, что возможно сегодня, – тихо посоветовал Фрейзе. – Постараемся освободить часть людей, а позже подумаем об остальных.

Раду-бей неспешно двигался между рядами гребцов, поворачивая ключи то в одном замке, то в другом. Мужчины поднимались на ноги, страшась вооруженных янычаров, которые не сводили с них глаз. После этого освобожденные, послушно положив руки на головы, шли мимо своих сотоварищей. Никто из итальянцев не смотрел ни вправо, ни влево. Пока семеро мужчин с верхней палубы неуверенно спускались по узкому трапу на берег, на нижней показалось еще трое гребцов.

Когда их ноги коснулись камней пристани, некоторые упали на колени, благодаря Господа. Одного мужчину от долгого сидения на скамье не держали ноги. Рухнув на землю, он уже не смог встать.

– Уведите их отсюда, – приказал капитан Гаскон горожанам, которые принесли парус. – Проводите их до сарая, куда обычно сажают прокаженных. Пусть им дадут вымыться и поесть – и держат там.

– Вот моя часть договоренности, – вымолвил Раду-бей, не обращая внимания ни на тех, кто плакал от счастья на пристани, ни на тех, кто стонал на галере. – Вы поможете установить мачту?

– Мы не станем подниматься на корабль, – ответил Гаскон. – Мы оставим мачту и парус здесь, и вы можете сами латать галеру. Если вы не уйдете до заката, я наведу на вас пушку.

– Уйдем, – заверил его Раду-бей. – И мы не вернемся, как я и сказал. Вы не продадите нам еды?

– Пришлю вам немного – и пресной воды тоже. Напоите ваших рабов.

– Я бы хотел подняться на борт, – внезапно заявил брат Пьетро, вызвав всеобщее изумление. – Мне нужно пройти со священником к гребцам, принять у них исповедь и благословить их.

Раду-бей коротко хохотнул.

– Зачем? Надеешься, что они восстанут из мертвых? Они ведь считают, что погибли и попали в преисподнюю. Не трогай их, монах. Мы съедим тебя – вместо хлеба.

Брат Пьетро замялся, но попытался настаивать:

– Мне следует их благословить.

Капитан галеры не удостоил его ответом. Светловолосый мужчина, державший канат на причале, разразился хохотом.

– Половина из них давно обратилась в мусульманскую веру, – сообщил он брату Пьетро, говоря по-итальянски с сильным британским акцентом.

– Ты из Англии? – воскликнул Лука.

– Капитан Маркус, английский капер[11], советник генерала Раду-бея.

– Ты раб?

– О, нет. Мне тут отлично платят. В будущем году я получу под свое командование собственную галеру. Я – свободный человек и служу империи. Я – доброволец, наемник.

– Как ты можешь творить такое со своими братьями-христианами? – спросил брат Пьетро дрожащим голосом.

– Мир жесток, – беспечно бросил Маркус. – Раньше я перевозил рабов из Ирландии для французов. Еще я ходил на английском капере[12], щипал испанцев. Меня не интересует национальность, мне важно быть на стороне победителей. Так что теперь я служу султану Мехмету. Оттоманская империя непобедима, вы уж будьте уверены.

– Я пошлю своих людей на берег за мачтой, – прервал его Раду, щелчком пальцев подзывая к себе матросов. Полдюжина мужчин приблизилась к борту галеры, ожидая приказа. – Можно мне сойти на берег и пообедать? – поинтересовался Раду у Луки. – Ты не пригласишь меня, расследователь?

– Ты – враг моей страны, моей церкви и моих близких, – отчеканил Лука.

– Считай, что у нас перемирие, – предложил Раду-бей. – Почему бы горожанам не принести нам еды и не накрыть стол прямо на пристани? Мы бы поели и побеседовали во время ремонта корабля.

– Ты должен сойти на берег без оружия, – сказал Лука, глядя на опасно изогнутую саблю.

– Конечно. А ты должен поклясться, что не станешь меня похищать. Мы могли бы по-дружески пообщаться, а уж потом расстаться врагами.

Лука колебался.

– Я читал Платона, – стал соблазнять его Раду-бей. – И Плиния. У меня имеется одна рукопись, с которой я не расстаюсь. В ней говорится об этом побережье и о гигантской волне. Древние многое знали. Текст на арабском, но я его тебе переведу.

– Там говорится о волне? – переспросил Лука.

– И есть карта.

– Пусть накроют стол, – решил Лука: он не мог устоять перед мыслью о древней мудрости.

– Будь начеку, – прошептал капитан Гаскон.

– Если ему известно, как предсказать приход волны, нужно выведать у него этот секрет.

* * *

Слуги под неусыпным взором Фрейзе принесли с постоялого двора козлы и столешницу и установили их на середине причала. Ишрак вернулась в гостиницу и, выпустив Изольду из потайной бельевой комнаты, сообщила девушке, что Лука будет обедать с неверным.

– Как он мог? – возмутилась Изольда и замерла на пороге дома, посмотрев вдаль.

Лука находился на берегу и наблюдал за тем, как Раду освобождается от арсенала, выкладывая оружие на булыжники.