Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

Что до меня, я ничего не могла поделать: уже взвалила на себя заботы об одной, и Ксен, разумеется, не разрешил бы взять с собой еще кого-то.

Софос хотел продемонстрировать местным, что у него нет враждебных намерений по отношению к ним: ведь он не взял заложников, запретил людям насилие и даже кражи, несмотря на то что во многих домах нашли предметы из бронзы. Но его жест доброй воли не возымел никакого результата. Дикари были уверены в одном: любой, кто ступит на их землю, должен умереть.

Армия начала восхождение к перевалу, а я удостоверилась в том, что беременная девушка ухватилась за хвост мула и следует за мной. Время от времени я окликала ее, чтобы убедиться в том, что она по-прежнему идет. Если бы она упала, никто бы не помог.

Воины двигались при полном вооружении. И тогда я поняла, почему у них такие мускулистые ноги: парни с детства приучались идти днями напролет, в доспехах. Их сила впечатляла: в руках они несли огромные щиты и длинные копья, на груди красовались бронзовые панцири, за спиной висели огромные мечи.

Все это воинство издавало шум, который менялся в зависимости от ситуации. Он представлял собой смутный гул, состоявший из всех звуков. На равнине главенствовали барабанная дробь и мелодия флейт, задававшие ритм, но в горах мы шли вперед как могли: то быстрее, то медленнее, — и время барабанов и флейт миновало. Поэтому тишину заполняли иные звуки: возгласы людей, ослиный рев, ржание лошадей, бряцание оружия при ходьбе — все это звучало нестройно, вразнобой, но при этом сливалось воедино. Иногда звон оружия становился громче всего остального, и тогда армия говорила металлически и пронзительно.

Тропинка становилась все круче, однако ничто как будто не препятствовало нашему продвижению. Но небо чернело и набухало, и вскоре пошел проливной дождь — холодный, частый и тяжелый, и я сразу же промокла насквозь. Чувствовала, как ручейки воды стекают по плечам и по спине; волосы прилипли ко лбу, а одежда — к ногам, мешая идти. Молнии пугали: сполохи огня разрывали свинцовое небо, разрезали огромные растрепанные черные тучи, стремительно проносившиеся в вышине, а гром грохотал так сильно, что сердце в груди замирало.

Казалось, воинов не смущает неистовство бури: они продолжали продвигаться в прежнем ритме, опираясь на копья, надев на головы шлемы, и при каждой вспышке молнии их металлическое оружие ослепительно блестело. Тот, у кого был конь, шел пешком, ведя животное под уздцы, направляя и пытаясь успокоить, если оно начинало нервничать от раскатов грома и ярких вспышек.

Я оборачивалась, чтобы посмотреть на беременную: казалось, ей с каждой минутой все труднее идти, — и думала о том, сколько шагов она еще сможет сделать, прежде чем рухнет. Девушка была тощей, изнуренной, синей от холода, а живот выглядел слишком большим. Скоро бедняжка выбьется из сил — и тогда обоим наступит конец. Она шаталась, скользила, и хрупкость ее тела составляла яркий контраст с могучей поступью воинов в бронзовых доспехах. Падая, несчастная каждый раз выставляла вперед руку, чтобы не ушибить живот, и резалась, ранилась об острые камни. А путь нам предстоял еще долгий и полный тягот.

Облака подбирались все ближе, и я, с детства привыкшая к тому, что белые клубы плывут высоко в небе и далеко, маленькие и чистые, спрашивала себя, какими они будут, когда я прикоснусь к ним. В какой-то момент тропинка вильнула влево, и я увидела перед собой всю колонну целиком: невдалеке заметила сначала внушительную фигуру Клеанора, потом его коня, двух помощников, а потом — странное сооружение: два мула, ступавшие друг за другом, тащили продольно расположенные шесты, к которым был прикреплен наскоро сооруженный паланкин, покрытый дубленой кожей. В том плачевном положении, в каком мы все находились, благополучию этого укрытия можно было позавидовать.

Так что за богатство скрывалось в паланкине, покачивавшемся в такт шагам мулов? Я ни на миг не усомнилась в том, что в нем находилась Мелисса и то сокровище, что она берегла в тепле между бедрами.

В то же самое мгновение послышался крик: отряд кар-духов напал на голову колонны. Вскоре зазвучали трубы, и воины бросились вперед, карабкаясь по скользкому склону, чтобы выстроиться на площадке перед врагом. Атака разбилась о щиты, наткнулась на выставленные вперед копья, и многие пали сразу же. Остальных наши окружили и добили. Восхождение продолжилось под проливным дождем.

Когда настал мой черед, я тоже прошла мимо трупов, разбросанных на земле, между скал. Большая часть лежала в линию, один на другом, остальные — чуть дальше, там, где наши воины окружили пастухов при попытке к бегству и убили. Горцы были бородаты, косматы, в одежде из грубой шерсти, в гамашах из кожи, оружие их походило на огромные мясницкие ножи. Бедняги защищали землю и семьи от непобедимых воинов. Я подумала о том, сколько смелости им понадобилось на то, чтобы напасть на чудовищ в бронзовой броне, одинаковых, без лиц. Я представила, как тела убитых принесут в хижины под плач вдов и детей-сирот.

Возможно, они не поняли, что мы всего лишь хотим пройти через их края и больше никогда здесь не появимся; они еще не возвращались в свои деревни, им лишь предстояло обнаружить, что мы взяли только еду и больше ничего не тронули. Бойня разожжет в них ненависть и жажду мести, будут новые стычки, новые жестокие схватки, новые погибшие и раненые. Идти по этой земле оказалось трудным делом, потому что не только люди, но также небо и земля выступили против нас.

Позже я разглядела в хвосте колонны Ксена: он со своими спешившимися всадниками защищал задние ряды. Узнала его по гребню на шлеме. Летописец все время подставлялся, и я за него очень боялась. Потом перевела глаза на беременную девушку, которая плелась вслед за мной, держась за хвост мула. Это, конечно, послушное животное, привыкшее тащить на себе чужой вес, однако достаточно было одного удара копыт — и две жизни угасли бы в один момент. Я не могла понять, какая сила поддерживает девушку, и задумалась о причинах, что заставляют все земные существа бороться за жизнь своего потомства. Я вспомнила, сколько человек погибло во время наших с Ксеном злоключений, и о тех немногих, кого пыталась спасти. Конечно, смерть едва ли заметила мои старания: слишком велика была разница между тем, что она себе забрала, и тем, что я стремилась вырвать из ее лап.

Мне в голову пришла одна идея, и я еще размышляла над ней, как вдруг увидела, что наша колонна входит во чрево тучи, скрывавшей вершину горы.

И исчезает в ней.

Когда входишь в тучу — в этом нет ничего странного. Издалека кажется, что у нее есть какая-то форма и плотность, но постепенно, по мере того как приближаешься, она теряет свои очертания, становясь просто более густым воздухом, чем-то вроде тумана. Он окружает тебя со всех сторон: звуки раздаются глуше, голоса — тише, контуры предметов размываются, делаясь мутными или вообще неразличимыми. Наши воины походили на тени с того света, их развевающиеся плащи воспринимались как естественное явление природы — как шелест листвы или колыхание травы на склонах гор.

Добравшись наконец до гребня, мы услышали позади себя крики и бряцание оружия; я почувствовала, как тревога охватывает меня. Ксен подвергается риску больше других; как он выстоит против врагов, спрятавшихся в лесах и складках земли? Увижу ли я его еще или останусь одна?