Русские качели: из огня да в полымя - Николай Васильевич Сенчев

видеоизображение с припиской: ты это помнишь? Посмотрел. Картинка представляла из себя сказочный сельский дом неведомо из каких времён. Такие терема неописуемой красоты рождаются только в воображении художников. Я стал внимательнее изучать картинку и — Боже мой! — дом этот мне показался хорошо знакомым. Настолько хорошо знакомым, что я сразу вспомнил детали встречи с таким чудом.

Я тогда работал в «Уральском рабочем». Возвращаясь из командировки, по давней привычке решил отрезок пути проделать пешком. Заходил в магазины, общался с прохожими, выспрашивал о их житье-бытье. Помнится, в Пуксинке — небольшом таёжном поселке на берегу Тавды — я заглянул в магазин, где стал свидетелем занимательной сцены. За прилавком стояла женщина, очевидно, бывшая зэчка. Покупатели, как я понял, тоже бывшие заключенные, оставшиеся в поселке доживать свой век после выхода из-за колючки.

На магазинной полке товар — гениально простой и исчерпывающийся по своему содержанию: копчёная колбаса колясками и спирт в бутылках под сургучной пробкой. Зашел угрюмый мужик со своей бабой. Баба держала в руках полотняные небольшие мешки, скрывая лицо под серым полушалком, надвинутым домиком на её сморщенный лоб. Мужик пальцем указывал продавцу на товар и тот выкатывал на прилавок горы колбасы и не счесть сколько бутылок спирта. Всё это происходило в суровом молчании. Когда баба замешкалась сгружать товар в мешки, мужик прикрикнул внятно и требовательно: «Шевелись, жаба!».

Меня такая сцена ничуть не смутила, в этом мужике и его бабе я видел типы русских людей, которых слепила суровая беспощадная жизнь. Хотя и говорят, что от осинки не родятся апельсинки, само бытиё может урода сделать принцем, а рыцаря перелицевать в урода. Пуксинка этим эпизодом мне запомнилась на всю жизнь.

А в другом ничем не примечательном уральском сельце я наблюдал, как тракторист выбирал в магазине сапоги-керзачи. Он их обстукивал, обнюхивал, прикладывал зачем-то к уху, щёлкал по ним пальцем, сгибал и разгибал голенище, запускал руку вовнутрь, будто что-то искал там. Продавщице этот затянувшийся процесс надоел, и она грубо сказала: «Макар, ты что спятил, не Жигули ведь выбираешь!». Макар смахнул пот со лба, по-детски обиженно заморгал и выдал такую неожиданную и такую емкую фразу: «Дуся, для меня они важнее, чем Жигули. Мне в этих сапогах минимум два сезона надо пахать». Вот за такими житейскими сценками я с удовольствием охотился в командировках, стараясь потом выразить их смысл на бумаге.

Итак, село Кунары, где на замшелой деревенской улице перед моими глазами вдруг вспыхнул, как новогодняя елка, дом местного кузнеца Сергея Ивановича Кириллова. Я стоял как вкопанный, силясь впитать в себя затейливую красоту деревенского зодчества. Украшенный деревом и железом (кузнец ведь!), дом уместил на стенах, фронтоне и коньке различные сказочные образы и тонко кованые из железа цветы. А по углам — фигурки пионеров, трубящих в горн…

Понятное дело, на памятный артефакт, как сказали бы сейчас, это самодеятельное творчество не тянуло. Кич, суррогат, вампука. Как угодно назовите. Но созерцая это нагромождение сочных красок и рельефных изумительных изображений, чувствуешь проникающие в сердце тепло и радость.

Тут вышел хозяин дома — круглолицый, с ясными глазами человек и, как мне показалось, в приподнятом настроении. Разговор вроде бы завязался хороший, но тут же зашёл в тупик. Сергей Иванович (это был он — кузнец!) то ли в шутку то ли всерьёз намекнул, что за погляд надо бы мани-мани. Видимо, это была всё-таки шутка, но меня моё журналистское воображение уже понесло к нравоучительной теме.

Написал материал, в котором довольно коряво (сейчас я это понимаю) рассуждал, как народное искусство может стать предметом делячества, узкого практицизма. Помню, кто-то из коллег по газете, кажется, Борис Тимофеев, после выхода материала сказал: «Зря ты так о человеке, добрее надо быть…».

C того дня прошло почти полвека. Сказочный дом в Кунарах в 1999 году бал признан лучшим сельским домом в России. Нет уже в живого кузнеца Сергея Ивановича Кириллова. Но остались его дети, которые, как мне известно, наследовали от отца и матери творческое горение и чувство вечной красоты. Дом стоит по сей день, согревает собой суровые уральские окрестности. На Урале он известен также, как и наклонная Невьянская башня.

Знал ли я тогда, что монетизация, в которой я так неуклюже и неуместно упрекнул досточтимого Сергея Ивановича Кириллова, вскоре захлестнет дух и плоть нашей страны, примет чудовищные формы разрушения? И не думал, и не гадал. Как не думали — не гадали большинство моих соотечественников, воспринявших горбачевскую перестройку как движение к социалистическому обновлению и внутреннему очищению. А что получили?

ХХХ

Только-только стал обживаться в «Российской газете», как от одного из заместителей главного редактора поступило «секретное задание». Адрес командировки — Тольятти, гостиница «Жигули». В ней я должен пересечься не с кем-нибудь, а самим Борисом Абрамовичем Березовским. Он, как сказал мне заместитель главного редактора объяснит, что к чему. Проживание в гостинице, питание уже оплачено по безналичке, мне только остаётся добраться до Тольятти.

Неясность поручения, недосказанность создавали состояние таинственности. К тому же напрягало само имя Березовского, заправляющего к тому времени сомнительными предпринимательскими акциями. Созданный им СП «ЛогоВаз» занимался продажей реэкспортных автомобилей, полученных с завода по ценам ниже себестоимости. За рубеж автомобили, конечно же, не попадали. Реэкспорт был фиктивным, осуществлялся только на бумаге. В эту криминальную схему было вовлечено руководство ВАЗа во главе с Владимиром Васильевичем Каданниковым. Государству наносился огромный урон, а зарубежные счета создателей ЛогоВАЗа пополнялись миллионами долларов. Подробности такого грабительского бизнеса станут известны стране гораздо позже. А пока Березовский воспринимался как энергичный удачливый бизнесмен, вышедший из авторитетной научной среды.

И вот мне предстояла встреча с капиталистическим первопроходцем, на которой он должен был посвятить меня в суть редакционного задания. Он позвонил, и я спустился на четвертый этаж в его гостиничный номер. Меня встретил несколько суетливый, даже нервозный, человек с движениями мышкующей лисы. Борис Абрамович, не тратя лишних слов, сделал небольшой экскурс в историю довоенной Германии, где производство фольксвагена, как он сказал, стало локомотивом немецкой автоиндустрии.

— Вот такой народный автомобиль мы должны создать в России, — заключил Березовский. — Для этого в Тольятти будет построен совершенно новый завод. Исключительно на народные деньги и для народа! Вот для чего мы собираем здесь журналистов из столичных изданий. С