В день пятый - Эндрю Джеймс Хартли
Шрифт:
Интервал:
Томас заплатил водителю десять евро, и тот уехал, судя по всему, радуясь возможности вернуться в более знакомые места. Томас не мог его в этом винить. Сам он не чувствовал себя таким чужаком с тех самых пор, как приехал в Италию. Быть может, и в течение многих лет до этого.
С тех пор, как покинул Японию.
Туристов здесь не водилось. Томас оказался в самом сердце общины, где он сам был диковинкой. Пока что ему еще не приходилось сталкиваться со знаменитой неаполитанской уличной преступностью, однако здесь Найт чувствовал себя так, словно у него на шее висела табличка. Томас ощущал на себе откровенные, любопытные, веселые взгляды людей, проходя там, где они работали, отдыхали и жили, и ему постоянно хотелось извиняться за свое вторжение. Достаточно будет того, что отец Пьетро выставит его за дверь, и тогда, возможно, он уже не обойдется одними только извинениями, если захочет выбраться отсюда целым и невредимым.
Темнота была полной, уличное освещение отсутствовало.
Замечательно.
Томас нащупал в кармане куртки тяжесть пистолета.
— Привет, американ! — окликнул его голый по пояс мальчишка на велосипеде.
Ему было лет восемь. Его приятели взорвались дружным хохотом, повторяя приветствие.
Кто-то крикнул:
— Кока-кола!
Ребятня снова рассмеялась, после чего скрылась в ночи.
Церковь Санта-Мария-дель-Кармине оказалась бледно-желтой, отделанной серым камнем, ухоженной, но старой и в то же время не представляющей собой историческую ценность. У Томаса по спине пробежали ледяные мурашки, когда он прочитал, что улица называется виа Фонтанелла-алла-Санита. Подойдя к двери, он схватил кольцо и повернул его. Дверь бесшумно распахнулась.
Внутри царил прохладный полумрак. Пустое пространство нефа было освещено лишь огоньками нескольких поминальных свечей, горевших перед статуей Богородицы, и сиянием бронзового алтаря. Ровные ряды деревянных скамей были пусты. Ни звука, никаких признаков присутствия кого бы то ни было.
Томас осторожно прошел вперед, стесняясь гулкого стука своих шагов. Он ощущал знакомую смесь благоговейного восхищения и беспокойства, которую неизменно вызывало у него нахождение в церкви, но на этот раз это чувство было усилено ожиданием предстоящей встречи. Томас мог только гадать, что скажет ему этот загадочный священник. Сделав глубокий вдох, он ощутил аромат ладана и воска свечей, а затем направился по боковому проходу к алтарю. Там Найт остановился у ограждения, подавив желание опуститься на колени, после чего прошел в дверь.
Коридор вел в крохотную ризницу, где также никого не было.
— Есть тут кто-нибудь? — окликнул Томас. — Монсеньор Пьетро!
Тишина.
У видев в углу узкую лестницу, Томас поднялся в жилые покои священника, состоящие из одной маленькой комнаты с плитой и умывальником. Туалет находился в конце коридора, ведущего в ризницу. В спальне не было верхнего света, а настольная лампа оказалась такой слабой, что помещение тонуло в тусклом медно-оранжевом сиянии.
Томас обвел взглядом скудную обстановку.
«Отец Маккензи, штопающий ночью носки, когда рядом никого нет…»
Его взгляд упал на книгу. «Гимн Вселенной» Пьера Тейяра де Шардена. Знакомое название, текст на английском. Одна из книг Эда.
Раскрыв ее наугад, Томас увидел абзац, отмеченный вертикальной чертой, проведенной карандашом, и стал читать.
«Да будут благословенны твердая материя, голая земля, упрямый камень: вы, которые уступают только силе, вы, кто заставляет нас трудиться, чтобы мы могли есть.
Да будут благословенны опасная материя, бурное море, неукротимая страсть: вы, которые, если мы вас не обуздаем, сожрете нас.
Да будут благословенны высшая материя, непреодолимая поступь эволюции, новорожденная реальность: вы, которые, постоянно разбивая наши умственные представления, заставляете нас идти вперед и вперед в поисках истины».
Раскрыв фронтиспис, Томас прочитал вслух имя автора: француз-иезуит начала XX века.
«Странно и очень тревожно, — подумал он. — Эта убежденность, странный, упорный мистицизм, особенно на службе такому конкретному предмету. Материя? Какая ветвь католицизма воспевает ее?»
Томас задумался, вслушиваясь в тишину, мысленно возвращаясь к тому, что сказал отец Пьетро. Судя по всему, он был знаком с Сато, хотя и называл его Танакой. Смерть японца, по-видимому, все изменила. Почему?
Крик, разорвавший тишину, долгий, протяжный вой, скользнувший вверх по ступеням откуда-то издалека, заставил Томаса вскочить на ноги и увлек его к лестнице волной ужаса и отчаяния.
Томас спустился вниз, лишенный надежды, повинуясь лишь безумной потребности узнать правду. С гулко стучащим сердцем он, спотыкаясь, сбежал по лестнице в ризницу, в темный коридор и ворвался в церковь.
Она оказалась пустой. Двери по-прежнему были закрыты. Скамьи оставались пустыми. Поднявшись к алтарю, Томас обернулся и окинул взглядом неф. Ничего.
Тут он услышал позади слабое постукивание, похожее на шум дождя.
Томас медленно развернулся, чувствуя, как дрожь застывает, твердеет, превращаясь в булыжник в груди. На каменном полу за алтарем блестела лужица неправильной формы, и даже в полумраке был виден жуткий темно-багровый цвет жидкости. Сделав над собой усилие, Томас поднял взгляд.
У задней стены апсиды возвышался алтарь с позолоченной молельней, шесть высоких свечей, над всем этим располагалась икона Мадонны с младенцем в рамке с треугольным фронтоном. Под куполом на массивной цепи висел монсеньор Пьетро.
«Нет! Только не это! Не сейчас!»
Черная разорванная сутана, блестевшая от крови, мешала определить, что со священником, но, судя по всему, цепь, несущая тяжесть его тела, была обмотана вокруг груди, сдавливая ребра.
Какое-то мгновение Томас не мог пошевелиться, вдруг услышал едва различимый звук и поднял взгляд. Священник открыл глаза. Он был еще жив.
Оцепенение спало. Найт лихорадочно оглянулся вокруг. Взобраться на высокий алтарь нельзя. Нужно будет подняться под купол.
«Черт побери, где же лестница?»
Сбежав вниз, Томас влетел в ризницу. Там была дверь, а за ней — каменные ступени. Томас широкими прыжками взбежал по лестнице и вырвался в пустоту купола настолько стремительно, что едва не перелетел через ограждение.
Трап был узким, отделенным одиноким железным прутом, огибающим внутренность купола на уровне пояса. Остановившись, Томас осторожно приблизился к тому месту, где к хлипкому ограждению была примотана цепь длиной двадцать или тридцать футов, спутанная беспорядочным узлом. Потребуется целая вечность, чтобы распутать звенья, на которых был подвешен монсеньор Пьетро, поэтому Найту не оставалось ничего другого, кроме как вытащить пожилого священника наверх. Томас схватился за металл, местами липкий от крови, и начал тянуть.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!