Эффект предвидения - Надежда и Николай Зорины

– В душе сейчас не должно быть очереди, – поскорее перевела разговор Светлана. – Вот здесь полотенце, возьмите, и мыло.

Полотенце, зубная щетка и мыло были домашними, как и халат. А ведь увозили ее в больницу экстренно. Как же сообразили все это взять? Какая предусмотрительность! Какая расторопность!

Подозрительны эти и предусмотрительность, и расторопность для человека, которого застали врасплох. Но врасплох ли? Очевидно, все было продумано заранее, тщательно продумано. Кто собирал ее в больницу? Ирина, конечно, больше некому. Значит, Ирина и продумала заранее, заранее знала, что она сюда попадет. Значит…

Но зачем ей все это было нужно?

Вот сейчас и надо у нее об этом спросить, в лоб задать вопрос. Плохо, что совсем не работает голова, трудно соображать, анализировать трудно, не говоря уж о том, чтобы вести хитрую беседу – допрос.

Принять холодный душ, может, станет легче, туман в голове хоть немного рассеется. Противно принимать душ в таком вот месте. Наверняка там грязно, липкий пол, липкие стены, к которым прислонялись сотни мыльных чужих тел. Отвратительно! И запах там, конечно, ужасный, смесь хлорки и застаревших телесных выделений. Да и инфекцию подхватить можно, какой-нибудь грибок или лишай.

Нет, душ принимать невозможно. Просто умыться и зубы почистить. Тоже противно, но все же не так.

В коридоре опять было шествие женщин в серо-синих халатах, с полотенцами. Все двигались по направлению к столовой. Теперь-то она знала, что с полотенцами они идут в столовую есть свой ужасный «завтрак», пить невозможный чай. Мани Трубиной, хронической почитательницы кофе, к счастью, не было. Хорошо бы еще в душевой никого не оказалось. Эта Лена – милая женщина, но сейчас и ее не надо. Необходимо сосредоточиться на разговоре с Ириной.

В душевых было пусто. Никто не толпился ни у кабинок, ни у раковины, никто не курил у окна. Аня умылась, почистила зубы. Полотенце пахло домом, «Ариэлем» и еще чем-то знакомым. Совсем чистое полотенце, взятое не с крючка в ванной, а из шкафа. Значит, взяли его не впопыхах, когда приехала «Скорая».

На сколько, интересно, ее так запланированно заперли в этой больнице? Скоро должен позвонить Кирилл, что он подумает, когда никто не ответит? Какой сегодня день? Воскресенье? Или уже понедельник? Вот почти и неделя прошла, а казалось, три недели – неимоверно долгий срок.

Аня закрутила кран и вышла из душевой. Пробежала коридором в палату. Нет, сегодня ей, несмотря ни на что, значительно легче: пол не бугрится, стены не перекашиваются, дверь не убегает.

Светлана встретила ее на пороге палаты какой-то самодовольно-радостной улыбкой.

– Знаете, Аня, у меня для вас приятная новость. Пока вы в душ ходили, я сумела договориться. Лекарство вы примете сейчас, и не нужно будет тогда торопиться, гуляйте себе хоть до обеда. Вот возьмите. – Она протянула два пластмассовых стаканчика. – Разрешили, под мою ответственность.

– Опять таблетки? Мне от них плохо, вы же видели.

– Вам назначили новый курс. Некоторые из тех, что вы принимали вчера, имеют побочный эффект. Вам они действительно не подходят, их отменили. Здесь только сосудистые и общеукрепляющие препараты.

– Ну хорошо, давайте.

Спорить бессмысленно, она это вчера очень хорошо поняла. Аня проглотила таблетки и стала собираться.

– Вот ваши туфли. Пойдемте. Посетительница ждет в комнате свиданий.

– Где? В комнате свиданий? Совсем как в тюрьме. И что, свидания тоже проходят при свидетелях?

– Нет, почему же. Да ведь вас отпускают на прогулку.

– А тех, кого не отпускают?

– У нас всех отпускают, если погода хорошая.

– А если плохая?

– Да это просто обычная комната. Не можем же мы допустить, чтобы родственники больных разгуливали по всему отделению! Все же у нас не совсем простая больница. И кстати, делается это исключительно в интересах пациентов. Те, к кому редко приходят, могут разволноваться. Маню Трубину, например, никогда не навещают, и она это очень тяжело переживает. А представьте, если бы ей пришлось постоянно наблюдать чужие свидания.

Ирина сидела на ободранной старой больничной кушетке и смотрела в зарешеченное окно. Комната свиданий вообще была ободранной и такой унылой, что произвела на Аню самое болезненное впечатление. К счастью, здесь они находились недолго, сразу пошли в парк.

На улице было холодно и сыро, с деревьев капало. Аня мерзла и изо всех сил старалась сосредоточиться на разговоре с Ириной, но мысли разбегались, и она никак не могла вспомнить, о чем таком важном хотела спросить. Голова опять сильно кружилась. Наверное, Светлана обманула, никакого нового курса ей не назначали, дали то же, что и вчера. Во всяком случае, если судить по ощущениям.

Они шли по асфальтированной, в трещинах и выбоинах, мокрой дорожке. Ирина несла в руке ярко-желтый полиэтиленовый пакет, наверное, больничную передачу: неизменные апельсины, печенье и минералку или что-нибудь в этом роде.

– Пойдем туда. – Ирина махнула рукой в сторону, где сгущался парк. – Я знаю здесь забавное местечко – аллея памятников, ты увидишь, очень смешно.

– Ты разве была здесь раньше? – Снова голос плывет, говорить совсем трудно, а ведь надо еще о чем-то спросить, о чем-то важном. О чем?

– Да… Однажды. Когда готовила статью, к одному психу-душегубу приходила, а потом сидела в парке, записывала по свежим следам. При нем-то я ничего записывать не могла.

Зачем она ведет ее в эту гущу зелени? Там, должно быть, еще холоднее. И как долго идут они по этой бугристой дорожке, все силы израсходуются на эту бессмысленную ходьбу, а ведь надо… Что-то важное надо. Что?

– Представляешь, там памятник Маяковскому и Толстому и Ленину с Крупской – они сидят на скамеечке.

– Да, да, на скамеечке, тут ведь кругом скамейки, хоть сюда давай сядем.

– Нет, это Ленин с Крупской на скамеечке. А внутри они пустые. Если постучать, такой звонкий звук получается. Им, наверное, ваши дурики все время по головам стучат. – Ирина засмеялась. – А еще Павка Корчагин с тележкой, нагруженной углем, – этакий черный каменный монстр.

– Сядем… вот тоже… скамейка. – Слова уже получаются с трудом, а шаги совсем не получаются.

– Нет, не сюда, до аллеи осталось немного. Это так смешно, ты увидишь. Не представляю, в чьем сумасшедшем мозгу могла родиться такая идея. Видно, все устаревшие памятники сюда свезли. Выбросить жалко, а тут хоть какое-то применение имеют.

Такая идея. Родиться в мозгу. Да, нельзя отвлекаться. Нужно напрячься и родить идею. В мозгу. Но сначала вспомнить. Что вспомнить? Спасение было найдено. Спасение от чего? Найдено кем? Тем, кто родил идею. Идею спасения.

– Вот почти и пришли. Маяковский на постаменте. Зачем дурикам Маяковский? Для чего его вообще здесь поставили, он вроде никаким боком не…