Эффект предвидения - Надежда и Николай Зорины

– А знаете, я бы вас наняла, только, во-первых, толку не будет, вы же, кроме как за психами смотреть и печатать, ничего не умеете, а здесь квалификация соответствующая нужна. А во-вторых, опасно иметь дело с такими вот материально зависимыми. Кто поручится, что вы не станете на двух хозяев работать? А что? Там подработка и тут подработка, жить как-то надо. Да ведь вы и так уже работаете на кого-то против меня. Не правда ли? Ну признайтесь, работаете?

– Н-нет… Я…

– А, просто присматриваете, помню, помню. Ну и присматривайте, а в мои дела не лезьте.

– Я не лезу, думала помочь.

– Не надо. – Аня резко встала, подошла к окну, долго, задумчиво смотрела вниз, опершись руками о подоконник. – Какой здесь этаж?

– Что? Этаж? Третий?

– Всего-то? Я думала, выше.

– Старое здание. И подвал, то есть полуподвал. Получается, почти четвертый. – Светлана подошла к Ане, встала рядом.

– Боитесь, что разобью стекло и выпрыгну? Не бойтесь, я так про этаж спросила, интересно стало.

– Я и не думала. Вы ужасно раздражены, успокойтесь, пожалуйста. Вам нельзя нервничать.

– А вам? – Аня засмеялась. – Впрочем, вам ведь за это платят.

– Не сердитесь на меня. – Медсестра положила руку Ане на плечо. Аня отбросила руку резким ударом и кинулась на кровать.

– Оставьте меня наконец в покое! И уйдите, уйдите! – Она ударила кулаком по подушке. – Уйдите, слышите? Я не знаю, что сделаю, если вы не уйдете сейчас же! Я действительно в окно выпрыгну, я…

– Тише, тише, не кричите. Врач услышит, нельзя, чтобы вас слышали, плохо будет, очень плохо.

– Да? А сейчас, по-вашему, хорошо? Да что они еще могут сделать?

– Вы не знаете, успокойтесь лучше.

– В семнадцатое отделение засадят? Не засадят. Я же, кажется, на особом положении? Зачем вам сбагривать на сторону платного пациента?

– Я прошу вас, успокойтесь.

– А я прошу оставить меня в покое! Уйдите. У вас ведь должны быть и другие больные, раз вы медсестра в отделении. Вот пойдите, разберитесь с той, что кофе требует, она больше нуждается в вашей помощи. Кстати, почему бы ей и в самом деле не дать кофе, если она так хочет? Жаба давит, что ли? А ваш чай в столовой действительно мерзкий. Удивительно, что все отделение на чайной почве не свихнулось, одна только эстетка и нашлась. – Аня истерически расхохоталась. – Еще одно такое чаепитие, и я тоже начну требовать кофе.

В дверь стукнулось что-то тяжелое. В палату вкатили металлический столик-тележку.

– Прием лекарств! – провозгласила вошедшая следом за тележкой медсестра. – Соболева?

Аня вскочила с кровати и с ненавистью уставилась на вошедшую.

– Меня уже и здесь на довольствие поставили? – насмешливо спросила она. – Я не буду пить никакие таблетки.

– Что значит не будете? Вы отказываетесь? – Медсестра с тележкой грозно придвинулась к ней.

– Отказываюсь.

– Не надо, Аня, лучше выпить, не спорить. – Светлана взяла ее за руку и умоляюще зашептала: – Ну зачем настраивать против себя персонал? Вы ничего этим не добьетесь, только навредите себе.

– Я не буду это пить!

– Честное слово. – Светлана придвинулась к ней и зашептала в самое ухо: – Это гораздо безопаснее, чем… В общем, если увидят, что вы так нервничаете и так себя ведете, назначат более жесткую терапию. Выпейте, ничего там серьезного нет.

– Позвать врача? – вмешалась медсестра с тележкой. – Хорошо. Я схожу за Геннадием Палычем.

– Подождите, она выпьет. Правда, Анюта? Ну как же ты не понимаешь, дурочка, – снова зашептала Светлана. – Откажешься от таблеток, они вкатят тебе черт знает что. Не упрямься.

– Ну хорошо. Давайте ваши колеса. – Медсестра протянула ей два пластмассовых стаканчика: один с таблетками, другой с водой. – Что тут у вас? Галоперидол? Паркопан? Или еще чего покруче? Наверняка, наверняка. Радость наркомана, одним словом. Ну, ваше здоровье. – Аня высыпала таблетки в рот, залпом, как водку, выпила воду. Медсестра приняла пустые стаканчики и выкатила тележку из палаты.

– И тут убедили, – она криво улыбнулась. – И тут запугать сумели.

Аня бросилась на кровать, отвернулась лицом к стене. Светлана постояла немного над ней и снова уселась за свою машинку.

Раздражение понемногу проходило. А минут через десять она успокоилась окончательно. Какая-то блаженная нега овладела ею. Убаюкивающе стучала машинка. Зря она все-таки напустилась на эту Светлану. Несчастная, в сущности, женщина. Ну следит за ней, так ведь это работа у нее такая, крутится, вертится, зарабатывая на жизнь себе и сыну. И на Ирину вчера тоже зря напустилась. И на этих несчастных врачей из «Скорой». Вообще вела себя глупо, как самая настоящая сумасшедшая. Неудивительно, что сюда ее притащили. Что еще им, бедным, оставалось делать?

Но теперь она успокоилась и больше безумствовать не будет. Они убедятся, что она совершенно нормальная, и выпустят ее из больницы.

А впрочем, не все ли равно, где жить? Здесь тоже совсем неплохо, если разобраться. Эта кофеманка такая смешная. И старушка смешная. А Светлана так даже милая женщина. И машинка ее так приятно стучит.

А еще здесь спокойно. Как давно ей не было так спокойно и совсем не страшно. Нет, так спокойно не было никогда.

Аня перевернулась на спину, закинула руки за голову, повозилась немного, устраиваясь поудобнее.

С чего это она, интересно, взяла, что пятно на потолке бурое? Не бурое оно вовсе. Какое угодно, только не бурое. Вон как переливается всеми цветами радуги. Разве есть в цветовой гамме радуги бурый?

Бурый. Буррэ. Лицо проступило отчетливо, портрет завершен. Звуковое усилие машинки – и она оживет окончательно. Ну, давай, Светлана, давай, не сбивайся с такта. Четыре четверти, allegro. Ну, форте!

Хорошо! Ожила. Грациозно движется в танце. А ведь ты просто красавица, Наташечка. Тебе удивительно идет это платье и эта прическа, старинная даже для твоего девятнадцатого века. И танец этот, забытый давно, идет восхитительно. Все дело в форме. Ты ее обрела и стала прекрасной. И музыка обрела форму и стала прекрасной. Тот сон был кошмаром, потому что в нем недоставало формы, потому что строился на абсурде.

Тот сон был кошмаром, пугал. Кого он пугал? Для кого был кошмаром? Где та, для кого был кошмаром сон?

Так вон же она, танцует с Наташечкой. Форма ее совершенна, как форма той, что обрела ее недавно. Только не поскользнитесь, девочки, пол очень скользкий, из белого, белого снега и льда. Странно, как он не тает в Италии, там жарко должно быть сейчас. А впрочем, это ведь не сейчас, а очень, очень давно.

Осторожно! Потолок-перевертыш. Вы упадете с невероятной высоты – здание старой постройки, потолки высокие. Оттого-то думаешь, что это пятый этаж, не меньше, а оказывается, всего лишь третий, третий с половиной, если учитывать полуподвал.