Киммерийский аркан - Михаил Боровых

— трое пали жертвой ярости Солнца, один провалился в пещеру, падая с высоты разбился насмерть, судьба полудюжины была не ясна — они отстали и заблудились во время ночных переходов. С лошадьми было хуже — чуть ли не половина едва держались на ногах, несколько десятков пали, многие были больны. Нужно было время, чтобы восстановить силы скакунов, откормить их на зеленых склонах гор.

Каррас скрежетал зубами. Опять время! Опять ждать.

Киммерийцы и их союзники рассыпалась по предгорьям, выставили охранительные посты и предавались отдыху.

Каррас не отдыхал. Он приказал Дагдамму отобрать две сотни воинов на самых сильных лошадях, и отправить их в разные стороны — на разведку. Они вышли к границам страны аваханов, но эти земли как будто не стерегли — слишком уж далеко от обычных путей прошло киммерийское войско.

Каррас все время похода, а особенно пристально сегодня, смотрел на Керима. Как тот поведет себя в близости родной земли?

Он знал, что авахан ненавидит его и весь Каганат. Но быть может, жажда власти, которую он так умело разжигал в груди юного огнепоклонника, победит любовь к погибшему отцу и сентиментальную любовь к родной земле?

Керим тосковал по Афгулистану.

Во время пути Каррас вел себя с ним покровительственно и вежливо. Как будто это немного умерило бушевавшую в Кериме ненависть. Каррас не мог понять причин этой ненависти. Да, он убил отца юноши, но эмир едва помнил имя сына и тот служил в его гвардии простым всадником. Да, он уничтожил аваханскую армию, но разве не участь воина погибать за своего господина? Неужели Керим не понимает, что он счастливец, избранник судьбы — он уходил их Гхора рядовым всадником, а возвращается претендентом на престол своего отца?

Однажды, после очередного разговора за чашей кумыса, Керим обратился к Каррасу.

— Великий каган, названный отец, ответь мне на один лишь вопрос.

— Спрашивай. — милостиво разрешил Каррас.

— Почему твой родной сын не с нами сейчас?

— Потому что он ведет другой отряд, и ты знаешь это. — сказал Каррас таким тоном, что Керим понял — дальнейшие вопросы опасны.

Через день вернулись разведчики. С собой они везли сведенья и длиннобородые головы убитых аваханов.

— Мы вышли к землям, которыми правит мелик Абулсаид. — доложил Дагдамм. — за горами начинается подвластная ему часть страны. Примерно сотня миль благодатной долины. Потом горные кручи и сразу за ними открывается дорога на Гхор.

— Керим. — повернулся к своему пленнику Каррас. — Расскажи об Абулсаиде.

— Истово верующий человек, настоящий сын Ормузда. Храбрый воин, не раз сражался в войнах моего отца. Чадолюбив. Богат.

— Он был верен твоему отцу?

— Да, отец никогда не подвергал сомнению его преданность.

— Может ли он стать нашим союзником?

— Этого я не знаю.

— Значит, это надо узнать. Пиши письмо Абулсаиду. Зря ты, Дагдамм, зарезал этих людей — указал Каррас на головы аваханов. — Не так вступают в земли союзников.

— Они бросились на нас, потрясая пиками! — огрызнулся Дагдамма. — Я не знал, что теперь в ответ на нападение киммерийцы встречают врага хлебом и кумысом!

Дагдамм посмотрел на Керима с ненавистью. «Аваханский ублюдок! — говорилось в этом взгляде. — теперь ты стал любимцем моего отца?!».

— Я думаю, если Абулсаид захочет поддержать меня в борьбе за трон, то мы сумеем уладить это дело миром. Надо будет подарить ему что-то. — подал голос Керим.

— Что? — спросил Дагдамм. — Мою голову?

— Ни о чем подобном речь не идет. Абулсаид — страстный охотник. Подари ему своих соколов.

— Моих соколов?!

Дагдамм любил своих соколов до того, что взял их с собой на войну. В обычные дни грозных птиц, с завязанными глазами везли в обозе. Особый раб заботился о них, чистил и следил за здоровьем, но никогда не кормил. Только Дагдамм кормил их. Птиц он поймал сам, причем они были уже взрослыми, а не слетками. Дагдамм кормил их с рук, гладил, давал им ласковые имена, в том смысле, как он мог понимать ласку. Во время длинных переходов царевич иногда отрывался от основного воинства, чтобы поохотиться. Из трех птиц он больше всего любил беркута, пойманного им на северных границах года три назад.

— Если это поможет нам найти союзника среди аваханской знати, ты подаришь Абулсаиду и своих соколов и своих жен.

— О, вот жен я подарю легко! — с поддельным усердием воскликнул Дагдамм, кривляясь, изображая верноподданнический поклон.

— Прекрати вести себя как юнец! — повысил голос Каррас.

Керим своим изысканным почерком написал витиевато-вежливое письмо Абулсаиду, которое заканчивалось намеком на возможную страшную расправу над ним и его семьей. Дагдамм, ругаясь на чем стоит свет, принес клетку в которой сидел чудовищно огромный, едва ли не с гуся, беркут. Казалось, сейчас свирепый киммерийский царевич, способный голыми руками убить человека за непочтительность, заплачет словно ребенок, у которого отнимают игрушку.

Письмо и беркута Абулсаиду повез один из воинов Керима.

Он исчез на три дня, но на четвертый день прибыл вместе с небольшим посольством. Возглавлял посольство молодой мужчина, только-только начавший отпускать положенную правоверному бороду. Это был сын Абулсаида — Назим. В тех же цветистых, обходительных выражениях, которыми Керим писал Абулсаиду, сын мелика поприветствовал на землях отца дорогих гостей. Великого кагана Карраса, да правит он девяносто девять лет, и законного эмира всего Афгулистана — Керима, сына Сарбуланда.

Абулсаид обещал выступил полноценным союзником в походе за возвращение Кериму отцовского трона, подло захваченного узурпатором Бузахуром.

Опасаясь ловушки, Каррас предложил Назиму остаться у него в гостях, разделить скудную походную трапезу. Посланниками к Абулсаиду он отправил Фелана и Дагдамма. Первый должен представлять из себя почтенного главу рода — аваханы, как и кочевники высоко ценили уважение к старшим. Дагдамм же должен был стать глазами и ушами отца.

Они вернулись скоро. Два дня, проведенные в крепости Абулсаида, прошли в основном за пирушками. Дагдамм подарил мелику еще двух ловчих птиц, а затем, чтобы уж наверняка — обученного присматривать за ними раба. Раб плакал и целовал сапог царевича, но тот был неумолим. Длиннобородый Абулсаид немало веселился, наблюдая за этой сценой. Со слов Дагдамма выходило, что это смешливый, тучный человек легкого нрава, с каштановой бородой, которая составляет его величайшую гордость. Каррас ни на миг в это не поверил. Слабые разумом и духом не остаются правителями подолгу, даже если и наследуют власть от отцов. Обычно всегда находится кто-то более умный и жестокий, убирающий со своего пути глупого и слабого властителя. Абулсаид правит уже двадцать лет — сказал Керим. Значит каким бы легким ни казался его нрав, он не таков.

Сам Каррас встретился