Таня Гроттер и локон Афродиты - Дмитрий Емец

– С ума сошла? Вот-вот же матч! А лоб иправда горячий… А все эти тренировки под дождем, будь они неладны! –сказал он.

Таня терпеливо улыбнулась ему. Милый-милый,заботливый Ванька, какой же ты все-таки чайник! Мысли ее, оставив Ваньку,вернулись в недавнее прошлое.

«Аббатикова… Она сама признает, что былаувлечена Глебом. Да и меня, похоже, она не слишком любит…» – вспомнила Таня стревогой.

Язык у нее точно драконьим пламенем обожгло.Глаза заслезились. Она вспомнила раскаленную ложку Шурасика для снятия сглазови роковых проклятий. А уж не она ли, Аббатикова, тогда постаралась? О, Древнир!Как же все это надоело! Она начинает вязнуть в этих мелких противных дрязгах, вбыту и сплетнях! И это сейчас, хотя столько лет была инстинктивно выше этого.

– Слухам можно верить, можно не верить.Одного нельзя делать – опровергать, – услышала она голос Ваньки,пробившийся к ней словно сквозь туман.

К чему это он сказал?

Сборная мира прилетела среди ночи, в четвертомчасу. Незадолго перед тем пронесся слух, что она задержалась в дороге из-забурана в Южной Америке и будет только завтра к вечеру. Десятитысячная толпа,давно зевающая, в считаные минуты разбрелась. На драконбольном поле осталосьтолько человек восемьсот самых упорных, которые тоже постепенно улетучивались.

Таня с Ванькой сидели на сыроватой скамейке водном из последних рядов. Сектор был почти пустым. Тане не спалось, хотя завтрадолжен был состояться матч. Она поняла, что будет бродить всю ночь помагфордскому парку, и обрадовалась, когда поняла, что верный Ванька согласенбыть ее спутником.

Моросил противный дождь, такой мелкий, чтоказался просто брызгами из пульверизатора. Ванька давно снял с себя свитер инатянул его Тане на плечи. И хотя Таня была в непромокаемом драконбольномкомбинезоне, она не протестовала. Она давно поняла, что в своем жертвенном стремленииподхватить насморк Валялкин ни перед чем не остановится и будет идти до конца.Не потому ли в него влюбилась нуждающаяся в гиперзаботе Зализина?

И опять Таня поймала себя на злой, какой-тослишком циничной и непривычной для нее мысли. Нет, с ней определенно что-топроисходило. Давно она не ощущала себя такой несовершенной.

Внезапно один из припозднившихся фанов Пупперагромко закричал, показывая на что-то в небе. Таня вскинула голову. На горизонтепоявился огненный змей. Его длинное, казавшееся бесконечным туловище с землибыло похоже на цепочку огней. В центре, где летел дракон, огненная цепочкапрерывалась, а затем переходила в переливающийся огнями хвост, состоявший измногих сотен точек.

– Многовато для игроков. Оравакакая! – озабоченно сказал Ванька.

– А тренер? А запасные? А ангарныеджинны? А болельщики?.. Все-таки сборная мира – это не ноябрьский междусобойчиклысегорских ведьм, – сказала Таня. Ей-то как раз обилие факелов непоказалось удивительным.

Змей скользнул к драконбольному полю и петлямистал снижаться. Вскоре первые двое магов, составлявшие голову змея, спрыгнулина песок и замерли, высоко подняв длинные факелы. За ними попарно, в том жеобразцовом порядке приземлялись остальные. Прошло несколько минут – и все поледрожало факельными огнями.

В этой молчаливой, освещенной огнями толпебыло что-то страшное, мрачное, инквизиторское. Тане пришло в голову, уж не длятого ли сборная мира устроила это представление, чтобы оказать на игроковМагфорда и их болельщиков психологическое давление? Чтобы слабый дрогнул духоми усомнился в возможности победы. Команда Магфорда, как известно, тожеиспользовала этот прием, прибывая на Буян с помпой.

– Ну что ж, – сказала Таня. –Будем надеяться, они потратят всю ночь на этот цирк и завтра будут играть вяло.Хотя шансы, конечно, небольшие.

* * *

– С вами Баб-Ягун, неофициальныйкомментатор официального матча! Раньше я носил гордое имя «играющийкомментатор», ныне же, увы, только «летающий». В матче я участия не принимаю,но на поле меня все равно выпустили, и даже, вообразите, на пылесосе. Хотяпоначалу многие убедительно просили меня остаться на скамейке запасных имолчать в тряпочку. Тряпочку при этом обещали предоставить совершенно бесплатно.Большое спасибо Сарданапалу и Соловью О. Разбойнику, которые подобрали-такиесли не ключик, то отмычку к сердцу тренера невидимок! Отмычка эта сидит водном из двух ангаров, плюется огнем на восемьдесят метров и зовется Гоярын.

Учитывая зыбкость моего положения, прошуминуту внимания, стакан терпения и вагон понимания! Мое знание языка позволяетмне полноценно работать только на славянскую аудиторию. Но оно и к лучшему.Тонкие шутки юмора с приземлением торта в центр физиономии осмысливаются мнойтолько после седьмого повторения, а зачем нужен закадровый смех, я не понимаюдо сих пор. Так что пускай лучше языком поработает мой коллега! Вон он сидит взастекленной кабинке, ухоженный такой, с перламутровыми ноготками, и листикиперекладывает. Оно и правильно! Чего на поле-то смотреть? Какой дуракдраконбола не видел? Без бумажки ты букашка! Кстати, зовут английскогокомментатора Гымберт Тролль. Его улыбка способна в считаные минуты оживитьмертвого и умертвить живого…

Рисуясь, Ягун проверил, хорошо ли закреплен впетлице серебряный рупор, повернулся на своем поблескивающем пылесосе ипосмотрел на Катю Лоткову.

– А вот и Катенька! Знакомьтесь: защитадракона невидимок и по совместительству моя девушка! – представил он сгордостью. – Ее выход на поле Айзеку Шмыглингу пришлось выслуживать,прыгая зайчиком. Да простят мне критиканство, но с ролью он едва справился изайчиком был преотвратным! На будущее прошу учесть, что зайчики добрые,пушистые и зубами не скрипят. И олово у них в ушах не бурлит. Тренироваться надо,репетировать, вживаться в роль! Страдать вместе с зайчиком, любить вместе сзайчиком, радоваться вместе с зайчиком! Станиславский с Данченко недаром небокоптили!

Лоткова постучала указательным пальцем по лбу.Ягун в ответ послал ей воздушный поцелуй.

– Ох уж эта Катька! Снова я что-то не толяпнул! Проще отбацать на ржавом напильнике всего Бетховена, чем добиться ееодобрения! С другой стороны, часто меня награждают совершенно ни за что, такчто ворчать не приходится, – заметил Ягун.

Его лопоухая голова развернулась как локатор.