Талтос - Энн Райс

Всякий раз, взбираясь на Вериолл с ревностной преданностьюмонаха, Марклин представлял себе благородного Иосифа Аримафейского, хоронящегосвою ношу в этом месте. Для него не имело значения, является ли нынешнийСвященный терновник потомком уже исчезнувшего древнего дерева – этот вопросинтересовал его столь же мало, сколь и другие детали. Он мог в таких местахощущать волнение, соответствующее его замыслам, – религиозное возрождение,которое он переживал при этом, укрепляло его силы и позволяло существовать вмире более жестоком, чем существовавший когда-либо ранее.

Жестокость – вот что теперь необходимо. А Стюарту так и неудалось понять это.

Да, мир чудовищно ухудшался, несомненно это истина. Былипринесены в жертву люди, невинность и сущность которых в действительноститребовали более справедливого к ним отношения. Но это происходило вовсе нетолько по вине Марклина. И урок, который необходимо было выучить, утверждал,что в высшем смысле это абсолютно не имело никакого значения.

«Пришло время, когда мне следует поучать моего учителя, –думал Марклин. – В нескольких милях от Обители, в такой открытойместности, эту встречу можно будет легко объяснить нашим многолетним обычаем, имы придем сюда все как один. Ничто не останется без внимания. Стюарту следуетдоставить нравственное удовлетворение от всего случившегося».

Появился Томми.

Томми всегда оказывался вторым. Марклин наблюдал, какдревний двухместный автомобиль Томми с открытым верхом медленно спускается поХай-стрит. Он видел, как Томми ищет место для парковки, как с трудом закрываетдверцу, по обыкновению не справившись с замком, как начинает взбираться нахолм.

Что, если Стюарт так и не придет? Что, если его не окажетсянигде поблизости? Неужели он воистину решил порвать отношения со своими последователями?Невозможно.

Стюарт стоял возле Святого источника. Он напился воды изнего, когда пришел, и выпьет еще, прежде чем уйти. Паломничества сюда стали длянего такими же обязательными, как для древних друидов или христианских монахов.От одного святилища к другому, а от него к следующему…

Такой обычай его учителя всегда вызывал нежность у Марклина,как и слова Стюарта, который был для них лицом, «освящающим» мрачноесуществование, «проникающим в мистику и миф, для того чтобы они смоглиприкоснуться к ужасу и красоте самой сущности».

Это придавало поэтическую окраску их жизни тогда и внынешние времена. Однако Стюарту необходимо напоминать об этом, его обязательноследует убедить в существовании метафор и высоких чувств.

Томми уже почти дошел до дерева. Последние шаги он делал состорожностью. На липкой грязи можно было легко оступиться и упасть. Так ислучилось однажды с Марклином несколько лет тому назад, когда они впервыепредприняли такое путешествие. В ту ночь по возвращении в гостиницу «Джордж и Пилигримы»ему пришлось долго ждать, пока вычистят одежду.

Надо признаться, он отлично провел время. Стюарт осталсярядом с ним. Ночь прошла в разговорах, хотя Марклин вынужден был завернуться водолженный халат и надеть чужие домашние туфли. Предоставленная в егораспоряжение комната была маленькой и уютной, а вот о том, чтобы вернуться нахолм и пообщаться с духом спящего короля, пришлось забыть.

Разумеется, Марклин никогда даже на миг не верил, что корольАртур покоится на вершине холма в Гластонбери. В противном случае он непременновзялся бы за лопату и принялся копать.

Стюарт поздно пришел к убеждению, что миф представляетинтерес, только если за ним скрывается правда, и что ее можно отыскать и даженайти физические свидетельства ее существования.

Ученые, думал Марклин, страдают одним неизбежным изъяном:они перестают видеть различие между словами и делами. Это и послужило основойдля произошедших недоразумений. Стюарт в свои семьдесят восемь лет, возможно,впервые в жизни соприкоснулся с реальностью.

Реальность и кровь переплелись.

Наконец Томми занял свое место рядом с Марклином. Он подулна окоченевшие пальцы и полез в карманы за перчатками. Классическая привычкаТомми: подняться на вершину холма с голыми руками, забыв о существованииперчаток, пока не заметит кожаные перчатки Марклина, те самые, которые сам емуподарил давным-давно.

– Где же Стюарт? – спросил Томми. – Да,перчатки. – Он уставился на Марклина глазами, кажущимися огромными из-закруглых толстых очков без оправы; его рыжие волосы были коротко подстрижены,словно у адвоката или банкира. – Перчатки, да. Где же он?

Марклин только собрался было сказать о том, что Стюарт,видимо, не придет, как увидел машину учителя, свернувшую на последний участокдороги перед подъемом, чтобы подъехать как можно ближе к холму Вериолл. Преждеон так не поступал.

Казалось, во всех других отношениях Стюарт не изменился:высокий, тощий, в своем неизменном пальто, в кашемировом шарфе, замотанномвокруг шеи и с развевающимися на ветру концами. Худощавое лицо его казалосьвырезанным из дерева. Седые волосы растрепались, напоминая хохолок сойки.Казалось, за последнее десятилетие он вообще не изменился.

Подъехав поближе, Стюарт взглянул прямо в глаза Марклину. ИМарклин вдруг осознал, что его трясет. Томми отступил в сторону. С руками,сжатыми в кулаки, Стюарт остановился напротив обоих молодых людей, примерно вшести футах от них. Его худое лицо выражало страдание.

– Вы убили Эрона! – вскричал Стюарт. – Вы,вы, оба,! Вы убили Эрона. Как, скажите во имя Бога, как вы могли так поступить?

Марклин стоял безмолвный, все откровения и планы внезапновылетели из головы. Он пытался остановить дрожь в руках и понимал, что, еслизаговорит, голос непременно выдаст его, ибо чувствовал себя виноватым. Он немог вынести вида разгневанного Стюарта.

– Милостивый боже, что вы натворили, вы, оба?! –Стюарт продолжал свирепствовать. – И что я сделал, чтобы вбить вам вголовы такие мысли? Боже милостивый, я виноват во всем!

Марклин нервно сглотнул, продолжая молчать.

– Ты, Томми, скажи, как могло случиться, что ты принялучастие в таком страшном деле? – продолжал Стюарт. – А ты, Марк? Ведьименно ты замыслил все это!

– Стюарт, вы должны выслушать меня, – перебилучителя Марклин.

– Выслушать тебя? – Стюарт подошел ближе, засунувруки в карманы пальто. – Я должен тебя выслушать? Позволь мне самомузадать тебе вопрос, мой блестящий юный друг, моя самая смелая, самая прекраснаянадежда! Что в таком случае помешает тебе убить меня, так же как Эрона и ЮрияСтефано?