Фиктивная мама для дочери чудовища - Настя Ильина

— Алиса? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами. Боюсь даже заходить в комнату девочки. Что, если они успели ранить кого-то? Что если убили? Страх скручивает все внутренности узлом. Мне становится плохо, а голова тут же начинает кружиться. На глаза наворачиваются слёзы. Страшно шагнуть в неизвестность, чтобы узнать, что там случилось на самом деле.

Беркут понимает меня без лишних слов, осторожно стучит в комнату и говорит, что всё в порядке.

— Пожалуйста, откройте, а иначе я буду вынужден выламывать дверь! — настойчиво произносит мужчина, но никто не спешит открывать ему. — Мне нужно убедиться, что вы в порядке.

— Мама, мамочка, вы живы? Вы там? Как Алиса? Как ты? Не ранены?

Я слышу шорох, но тут же с недоверием кошусь на Беркута и Евгения. Я не знаю, кому можно доверять в этой ситуации…

— Лиза? — спрашивает мама.

— Не открывайте дверь! — лепечу я, поглядывая на мужчин, находящихся рядом. — Просто скажите, в порядке ли вы.

— Всё хорошо! Лиза, кто это такие? Я вызвала полицию! — шепчет мама.

— Алиса в безопасности?

— Алиса со мной!

— Вы не ранены?

— Нет, мы успели спрятаться!

— Тогда не открывайте дверь до приезда полиции. Сидите там, мама! Всё хорошо.

Я снова смотрю на Евгения и Беркута и пытаюсь извиниться перед ними, но в виду сложившейся ситуации я не могу доверять никому из них. Незнакомец, руки которого скрутили бичёвкой, извивается на полу и мычит что-то нечленораздельное — Беркут здорово приложил ему. Оглядев Евгения, я вижу кровь, пропитавшую его одежду: его ранили в плечо.

— Почему ты решил помочь? — спрашиваю я.

— Может, чтобы заслужить твоё прощение? — пожимает плечами мужчина.

— Тебе нужно присесть… Я вызову скорую.

Достаю мобильник, трясясь от страха, и вызываю скорую помощь, сообщив о том, что в доме есть раненые. В голове пока не укладывается случившееся, потому что всё пролетело перед глазами слишком быстро, словно я поставила фильм на ускоренный просмотр.

— Ты как? — спрашиваю у Беркута, заметив кровь в уголках губ мужчины.

— Нормально! — обиженно отвечает он. — Могло быть и хуже. Так, лёгкая потасовка. Сложно поверить, что на нас напали… Сколько работаю в охране, а такое впервые… Ещё и свой же оказался крысой — это немного обидно. Никогда и никому нельзя доверять.

Я перевожу взгляд на Евгения. Он прислонился к стене и стал медленно скатываться на пол. Он прикрыл меня собой, ведь на его месте могла находиться я. Бросаюсь к нему и пытаюсь вспомнить, как там правильно нужно оказывать первую помощь. Вот только в голову ничего не приходит. Совсем ничего.

Беркут пинает незнакомца в маске, словно проверяет, в сознании ли он, а затем бросает взгляд на меня.

— Слышу сирену, пойду встречать подмогу. Ты уверена, что можешь оставаться с этим, — он кивает на Евгения. — Наедине?

Я киваю.

Он спас мою жизнь, пожертвовав собой. Уж не знаю, чем мой бывший руководствовался на самом деле, но можно сказать, что он совершил героический поступок.

— Ладно!

Беркут даёт мне пистолет на всякий случай и уходит, а я смотрю на Женю, но не знаю, как помочь ему. В голове всё, словно в тумане, перед глазами пелена слёз.

Жив ли ещё Марат?

Что ожидало его наедине со Змеёй, которая не погнушалась напасть на собственную внучку?

И почему он ушёл, ничего не сказав мне?

Не хотел, чтобы я волновалась?

Снова не доверял?

Хоровод вопросов в очередной раз кружит голову, но я старательно отрешаюсь от них, потому что пока не в состоянии отыскать ответы. Адреналин зашкаливает, ноги всё ещё ватные, а сердце готово вырваться из груди. Я надеюсь, что сегодня всё закончится и бездушную тварь, продумавшую весь этот план, закопают за решёткой.

— Тебе следует беспокоиться не обо мне. Я то выживу, а вот твой обожаемый, вряд ли… — Евгений начинает покашливать. — Ресторан, в котором Ратаканов сейчас ужинает со своей бывшей тёщей, заминирован. Она не оставит ему путей для отступления. Она готова пожертвовать даже собственной жизнью, чтобы сдох он.

— Почему ты говоришь мне всё это сейчас? — спрашиваю я, не веря, что человек может измениться по щелчку пальцев.

— Просто понял, что ты всё равно его выбрала… Вешать на свою совесть убийства не хочу. Хватит с меня этой больной тяги к тебе… Я просто хочу уехать и начать всё с чистого листа, а она не позволит мне сделать это… Я хочу, чтобы она села… И села надолго. Я связался не с той компанией, Лиза… И потерял всё. Теперь я хочу просто начать всё с чистого листа, пусть ты и не веришь мне.

— Ты спал с ней… — не знаю, зачем говорю это.

— Я хотел счастливого будущего для нас. Всё было продумано. Ты должна была влюбить в себя девочку, чтобы потом стать её опекуном и пользоваться имуществом, которое останется у неё после смерти отца. Мы могли бы зажить, как цари… Тебе не пришлось бы работать, у нас родились бы совместные дети. Но это был глупый план, согласен… В любом случае, уже поздно смотреть назад и думать о том, как всё сложилось бы «если»… Тебе следует попытаться спасти его, если любишь на самом деле… Я ведь спас тебя!

Слова Евгения прожигают в душе дыру. Я не знаю, что можно ответить на это признание. Он хочет сказать, что любит меня, потому и спас? Если честно, то верится с огромным трудом. Ничего не говорю, просто киваю и спешу вниз, но сталкиваюсь на лестничной клетке с полицейскими.

— Вы должны спасти Марата… Сейчас он находится в заминированном ресторане, счёт может идти на секунды! — хватаю одного из представителей за грудки, цепляясь пальцами за его одежду, как за единственную соломинку.

Слёз нет. Никаких эмоций, кроме страха. Я знаю, что позднее меня немного отпустит, и эмоции захлестнут, но пока нет ничего. Внимательно смотрю на полицейского, а он теряется на несколько мгновений, наверное, ещё никто так нагло не хватал его.

— Поехали, выделим один из отрядов, а по пути вызовем подкрепление! — кивает мужчина, и я спешу следом за ним, надеясь, что хотя бы полицейские приехали не фальшивые.

— Что ты задумала дрянь? — рычу я, глядя в глаза тёщи, которую хочется схватить за шею и придушить здесь и сейчас.

Она совсем сошла с ума, раз решила пойти на такое и напасть на маленькую девочку. На свою внучку, между прочим. Неужели ей плевать на то, что Алиса пострадает? Неужели у неё никогда не было родственных чувств к этой малышке? Наверное, нет… В ином случае она не платила бы треклятому психонавту за то, что губила мою дочь, и та не говорила полтора года.

— Хочу, чтобы ты посмотрел, как будет мучиться и умирать твой ребёнок. Чтобы ты прочувствовал, что это такое — потерять частичку себя, на которую ты возлагал большие надежды.