Король Волшебников - Лев Гроссман

Элиоту последнее не грозило. «Мунтжак», подгоняемый теплым ветром, пробежал острова Последний и Крайний, за которыми начинался неизведанный мир.

За столом стало так тихо, что слышалось поскрипывание дерева и снастей. Квентин представил себе, как они выглядят сверху: крохотный освещенный кораблик посреди не нанесенного на карту темного океана.

Элиот, глядя в потолок, подбирал слова — для него это было нечто новое.

— Ты не поверишь, Кью, — произнес он наконец с чем-то напоминающим благоговение. — Правда не поверишь. Мы прошли весь Восточный океан и повидали такое… такие есть острова… не знаю, с чего и начать.

— Расскажите им про поезд, — предложил бритоголовый юноша, и Квентин сразу узнал его. Это был Бенедикт, но совсем новый, мускулистый и белозубый: челка и угрюмость остались далеко позади. На Элиота он взирал с уважением, которого прежде не проявлял ни к кому.

— Да, точно. Сначала мы подумали, что это морской змей, и едва успели отвернуть в сторону, но это был поезд, такой медленный товарняк — нескончаемый буквально состав из цистерн и вагонов. Пару миль он тарахтел рядом с нами, истекая соленой водой, а после опять погрузился в море.

— И все?

— И все. Бингл перескочил на него и пробежался по крышам, но ни одного вагона у нас не вышло открыть. Еще нам повстречался плавучий замок. Ночью слышим — колокола звонят, а утром вот он: каменный замок на целой флотилии деревянных барж. Внутри никого, только колокола на башне раскачиваются. Что еще-то? Был остров, на котором не позволяется лгать. Прямо-таки неловко: немало грязного белья пошло в стирку. — Скорбь на лицах команды подтверждала эти слова. — Другой населяли морские волны — я это знаю, но объяснений дать не могу. Было место, где океан вливается в бездонную пропасть; через нее переброшен узкий водяной мост, и мы по нему переправились.

— Вроде акведука, — прокомментировал Бенедикт.

— Вроде акведука, да. Думаю, здесь мы имеем дело с какой-то магической аномалией, которая создает эти удивительные места сама по себе. На неделю мы застряли в штилевой полосе, в воронке наподобие Саргассова моря. Местные жители сказали нам, что в ней рано или поздно появляется все забытое — игрушки, столы, целые дома, даже люди. «Мунтжак» отрастил себе два ряда весел, и мы уплыли. Правда ведь, старичок? — Элиот любовно стукнул кулаком в переборку. — Оттуда можно брать все что хочешь, если оставишь что-то взамен. Бингл взял волшебный меч — покажи им, Бингл.

Бингл на дальнем конце стола встал и наполовину, почти застенчиво, извлек меч из ножен. Серебряные загогулины на клинке светились белым огнем.

— Он не хочет говорить, что оставил взамен. Скажи, Бингл!

Боец улыбнулся, потрогал нос и ничего не сказал.

Квентин изнемогал от усталости. Утром он проснулся в Венеции, день провел в Англии, еще полдня ему добавили в Филлори. За это время он напился, протрезвел и снова напился, сидя на не знавшей рубанка скамье в камбузе «Мунтжака». Элиоту тоже не помешало бы смотаться на Землю, где вино и кофе намного лучше. Хотя у него бы, возможно, не получилось — застрял бы в своем Саргассовом море, и все тут. И кто знает, нашел бы Элиот Джоша, повидал бы дракона, согласился бы поиграть с Томасом. Он мог бы потерпеть крах там, где Квентин добился успеха, и наоборот. Может быть, другого пути и не было. Искатель приключений получает не то, что хочет, а то, с чем способен справиться.

Обидно сознавать, что ты не сам выбираешь свой путь, хотя Квентин вообще-то выбрал.

— Не томи уже, — сказал он. — Нашли вы эти ключи?

— Не все, но нашли, — кивнул Элиот. — Без драки или загадки не обходилось ни разу. Один хранился в сердце громадной зверюги, похожей на колючего лобстера. Был берег, весь сложенный из ключей, среди которых полагалось найти тот единственный. В чем тут фокус, никто не допер, поэтому мы разбились на смены, стали примерять к золотому кольцу все подряд и через пару недель отыскали нужный. А теперь извини за прямоту: мы этим уже год занимаемся, и нам немного поднадоело. У нас есть пять ключей из семи: один дали гномы, четыре добыты собственными трудами. Тот, с Крайнего, у тебя?

— Нет, — сказал Квентин, — он так и остался в двери. Разве вы его не забрали?

Бингл и Бенедикт, к которым он обращал свой вопрос, отводили глаза.

— Ну, извините. У нас с Джулией его тоже нет.

— Черт, — сказал Элиот. — Этого я и боялся.

— А в чем дело-то? Не мог же он просто исчезнуть. Должен быть где-то на Крайнем.

— Нет его там, — сказал Бенедикт. — Мы всюду искали.

— Значит, будем продолжать. — Элиот вздохнул и подставил Бенедикту пустой бокал. — Похоже, и на твою долю, Кью, достанется парочка приключений.

Дом в Бед-Стае стал первым убежищем Джулии.

В Стэнфорд она так и не поступила, повторно и окончательно разбив родительские сердца. Думать об этом было невыносимо, и Джулия не думала вовсе.

Она могла, разумеется, сказать «нет». Набрать номер вызова такси до конца, повернуться спиной к чудаку в канотье, дождаться черного кеба, назвать домашний адрес водителю-гватемальцу (несколько раз, чтобы понял) — и всех дел. Вернее, не могла, но очень хотела бы. Это неосуществленное намерение мучило ее все последующие годы.

Мечта о магии, как оказалось, не умерла в ней. Джулия старалась вышибить из нее дух с помощью работы, медикаментов, терапии, семьи и фритредеров, но мечта проявила недюжинную выносливость и выжила.

Похожего на сову парня, который открыл ей дверь, звали Джаред. Лет тридцати, невысокий, улыбающийся, в густой черной щетине и темных очках. Последние девять лет он писал докторскую в Нью-Йоркском университете, а ночи и уик-энды посвящал магии.

Далеко не все члены общины были такими же интеллектуалами: компания подобралась весьма разношерстная. Двенадцатилетний вундеркинд жил здесь же в Бед-Стае, вдова шестидесяти пяти лет наезжала по выходным из графства Уэстчестер в спортивном «БМВ». В постоянно обновляющийся коллектив входило человек двадцать пять: физики, секретарши, сантехники, музыканты, студенты, ребята из хедж-фондов и ненормальные маргиналы. Джулию тоже включили в список.

Одни приходили сюда где-то раз в месяц, другие являлись к шести утра и оставались до десяти вечера, а то и на ночь (последнее правилами распорядка не поощрялось). Некоторые имели в дневной жизни карьеру, семью и не проявляли внешних признаков эксцентричности. Занятия магией при наличии всего этого превращались в настоящую ходьбу по канату. Падать было больно, пострадавшие, если вообще поднимались, начинали прихрамывать, но рано или поздно падали все.

За двойную жизнь подпольного мага приходилось платить всегда. Твой магический двойник не оставлял тебя ни на минуту, тянул за рукав, нашептывал, что реальная твоя жизнь — фальшивка, примитивная отмазка, в которую все равно никто не верит по-настоящему. Подлинное твое «я» машет руками и распевает что-то на мертвом славянском диалекте на продавленном диване в зеленом обшитом досками доме на Труп-авеню.