Король Волшебников - Лев Гроссман

Томас расстроится, что все проспал. — Поппи сидела на рундуке, завернувшись в грубое корабельное одеяло, кудри у нее распрямились от соленой воды. Быстро поняв, что уплыть обратно на Землю, к Томасу, у нее не получится, она вернулась к плавучей кровати, и трое других вытащили ее из воды. Плавала она классно, что Квентина почему-то не удивляло.

Кровать, хоть и была сделана из натурального дерева — родители Томаса с расходами не считались, — не могла долго изображать плот. Простыни с матрасом быстро намокли. Джош, восседающий в позе лотоса, напоминал Будду, идущего ко дну со своим кораблем, но «Мунтжак» уже показался вдали и шел к ним, рассекая волны. Свежий ветер кренил его набок, паруса с бледно-голубым овном Филлори наполнились до отказа. От красок, вещности, реальности всего этого к глазам подступали слезы. Крошечный морячок на носу показывал на терпящих бедствие.

Квентин ни на секунду не сомневался, что «Мунтжак» их спасет. Корабль, которого он, казалось, не видел уже много лет, пришел, чтобы доставить его домой.

На этом месте Квентин немного заволновался. А ну как века прошли все-таки и Элиот с Дженет действительно умерли, «Мунтжак» — последний пережиток Брекбиллской династии и страной правят чужие люди? Да нет же, вон Бингл на борту, нисколько не постаревший — готовится вылавливать августейшую персону из вод морских.

Однако все то время, пока спасенные вытирались, обнимались, знакомили незнакомых, переодевались в сухое и пили горячий чай, Квентин чувствовал, что «Мунтжак» все же не совсем такой, как был раньше. Корабль не то чтобы износился, но просолился, краска и лак из сверкающих стали матовыми, снасти помягчели и потемнели от постоянного прохождения через блоки.

И командовал им больше не Квентин, а Элиот.

— Где тебя носило, затейник ты наш? — спросил он, как только выпустил Квентина из объятий. — Я уж думал, ты умер.

— Носило по старушке Земле. Долго нас не было?

— Год и один день.

— Господи! А там только три дня прошло.

— Значит, теперь я на два года старше тебя — легко это, по-твоему? Ну и как там Земля?

— Все так же. Не Филлори, одно слово.

— Ты мне привез что-нибудь?

— Хорошую кровать. Джоша. Австралийку по имени Поппи. На сувениры времени не было, да и угодить тебе трудно.

Квентин все еще пребывал в эйфории, но адреналин понемногу переставал действовать. Глаза слипались, как после смены часовых поясов. Из полуночи после долгого поддавона он за двадцать минут перешел в белый день. В своей — теперь Элиота — каюте Квентин переоделся, обругал Эмбера за неимение в Филлори такого чуда, как кофе, прилег на койку и, глядя на обшивку низкого потолка, рассказал Элиоту обо всем, что с ними случилось. О возвращении в Брекбиллс, о сети подпольных убежищ, о проданной Джошем пуговице. Рассказал о разрушенной Нигделандии, о драконе, о доме Четуинов.

Элиот, сидя в ногах кровати, задумчиво постучал пальцем по впадине на верхней губе и сказал:

— Да… интересно.

Интересно, только не Квентину. Он хотел спать и чувствовал, что заснет мгновенно. Филлори, куда он наконец-то вернулся, встречало его, как надувной мат каскадера. Будь его воля, он пожелал бы еще одну вещь: оказаться не на корабле, а дома, в Белом Шпиле, в своей комнате с высоким потолком, широкой кроватью и особой глубокой тишиной. Не надо быть великим толкователем тайных знаков, чтобы понять урок золотого ключа. Раз ты уже выиграл, не играй больше. Сиди в своем замке и не чирикай.

— Элиот, — спросил он, — где мы находимся?

— Далеко на востоке, еще дальше, чем ты. Оставили за собой Крайний две недели назад.

— О нет.

— За горизонтом, так сказать.

— Нет, нет, нет. — Квентин зажмурился, желая, чтобы стало темно, но желтое солнце все так же било в окно его — Элиота — каюты. — Ладно… да. Но теперь мы повернем обратно, ведь верно? Мы с Джулией нашлись, миссия выполнена, сказке конец.

— Повернем, когда сделаем еще кое-что.

— Элиот, я серьезно. Поворачивай. Филлори я больше никогда не покину.

— Еще одно дело, и возвращаемся. Тебе понравится.

— Вряд ли. Не думаю.

Элиот улыбнулся так широко, насколько ему позволяли кривые зубы.

— Точно понравится. Это настоящее приключение.

Выходило, что Квентин, как и Томас, пропустил все самое интересное. Выяснилось это на пиру, устроенном в тот же вечер. Квентин почти смирился с тем, что при путешествиях между разными измерениями дни растягиваются часов так на тридцать шесть, и ничего ты с этим не сделаешь — когда-нибудь они да закончатся. Спасенные после легких вчерашних закусок накинулись на еду, точно волки, только Джулия кормила свой организм нехотя, как оставленного на ее попечение чужого кота.

— Я знал, что ничего хорошего нас не ждет, — говорил Элиот, препарируя громадного багрового краба. Он мог поглотить невероятно много еды, оставаясь при этом таким же кощеем, как Джулия. — Через два дня после вашего отплытия меня попытались прикончить в собственной ванне.

— Правда? — отозвался Джош с полным ртом. — Это тебе и дало наводку?

На «Мунтжаке» он освоился мигом — не в его натуре было испытывать дискомфорт, — и восстановил отношения с Элиотом на том же месте, где они прервались два года назад.

— Господи, ужас какой, — сказал Квентин.

— А вы думали. Нежусь это я в ванне, невинный, как новорожденное дитя — нет, сравнение неудачное, новорожденные на самом деле противные, — и тут один из моих банщиков заходит сзади с большущим кривым ножом и норовит перерезать мне горло. Избавлю вас от подробностей, — обычная реплика Элиота, когда он собирался изложить все самое жуткое шаг за шагом. — Я хватаю его за руку, он падает в ванну. Банщик он был так себе — думал, видно, что создан для лучшей доли, но и наемный убийца из него тоже не вышел. Он был совершенно не готов и даже близко не подвел нож к артерии. Когда он упал, я вылез и заморозил воду.

— По Диксону?

Элиот кивнул.

— Я все равно вылезать собирался. Там было столько солей, что я не знал, подействует ли, но все застыло как надо. Он выглядел, как Хан Соло,[39]замороженный в карбоните: сходство, доложу я вам, поразительное.

— Уж эти твои банщики, — сказал Джош. — Я лично требую гарем, невзирая на мораль, человеческие права и прочую лабуду.

— Лишил Бингла куска хлеба, можно сказать.

Загар к Элиоту не приставал, но солнце и ветер все же придали его бледной коже некоторую патину, и начинающая отрастать борода ему тоже шла. Роль бога-короля он отставил и командовал всеми с легкой фамильярностью — даже Бинглом, к тайному возмущению Квентина. Пробыв с этими людьми в море чуть ли не год, он знал их всех как облупленных.