Златорогий череп - Стасс Бабицкий

кованое копыто в кулаке, вытянул руку. Смотри-ка, дрожит, хотя вроде и не настолько тяжелая дубинка. Гнев и ярость искали выхода. Мармеладов выдохнул, а следом из его глотки вырвался оглушительный рык, от которого дворник под раскрытым окном начал истово креститься и скулить. Копыто, выкованное самим Гефестом, обрушилось на бараний череп, расколов его пополам. Еще удар и скорпион разлетелся вдребезги. Та же участь постигла остальные диковинки, пузырьки с кровью разбились о стену, украшая ее потеками и пятнами. Только светильник уцелел — свалился со стола, но запутался в мешке от пояса целомудрия и не разбился. Не погас даже. Сыщик постоял с минуту, тяжело дыша, потом разжал пальцы и выронил дубинку. Железка упала прямо на фонарь. Стекло треснуло. Мешковина пропиталась вытекающим маслом и мгновенно вспыхнула.

Мармеладов подождал, пока пламя разгорится сильнее и побежит по ножке стола. Развернулся на каблуках. Вышел на лестницу. На площадке между этажами, где луна расстелила свою бледную шаль, увидел Ираклия Сабельянова. Сморгнул трижды, ущипнул себя за локоть, где больнее всего, но наваждение не схлынуло. Убийца поднимался по ступенькам. Шатался, приволакивал ногу, но упрямо шел к своему убежищу. Рубаха разорвана на груди. Кожаный доспех висит клочками, его пытались срезать, как кожуру с картофеля. Все тело в синяках и ссадинах. Голова пробита, половина лица залита кровью, но глаза, по-прежнему, до ужаса спокойные.

— А, г-н Мармеладов! Значит, отыскали…

Он закашлялся, согнувшись в три погибели, но переборол напасть и сделал шаг вперед. Видимо, не врут доктора, когда говорят, что сумасшедшие не чувствуют боли, а силой наделены тройной. Сыщика пригвоздил к месту внезапный страх: до полуночи еще осталось несколько минут и, похоже, предсказание Зодияка сбудется. Они с Митей все-таки погибнут в один день.

— Как вы выжили?

— Сам не знаю. Когда на темя камень упал, я потерял сознание. А этот ваш доктор… Он сильно волновался, наверное, потому не расслышал через кожаную броню, что сердце мое, хоть и тихонько, но бьется. Начал меня резать ножом, по груди. Я очнулся от боли и тут же его придушил.

Бедный Вятцев. Выходит, Марьяна прочла по звездам его судьбу. Сидел бы себе в анатомичке, писал свой трактат о необычных способах умерщвления… Нет, начитался детективов и захотелось странные совпадения расследовать. Жизнь скучна без приключений! Да-да.

А смерть еще скучнее.

— Мне, право, жаль, что так вышло с вашим другом, — Ираклий поднялся на следующую ступеньку. — Но вы приятно удивили меня. Лишившись близкого человека, любой другой поехал бы рыдать или пить. А скорее всего, и пить, и рыдать одновременно. Вы же занялись умозаключениями. Логика привела вас сюда! И это оставляет нам шансы на примирение.

— Примирение? Ваша наглость не знает пределов, Сабельянов.

— Не спешите отталкивать мою руку, — он и вправду протянул раскрытую ладонь к сыщику и сделал еще шаг, теперь их разделяли лишь три ступеньки. — Я взываю не к вашему сердцу, не к душе вашей, а лишь к могучему разуму, перед которым преклоняюсь. Поверьте, нет в мире человека, которого я уважал бы сильнее. Мы не станем друзьями, это так. Зато можем перестать быть соперниками. Я в очередной раз прошу: отойдите в сторону. Не мешайте воплощению моих замыслов. Обещаю, вознагражу по-королевски!

Мармеладов нащупал в кармане револьвер и перешел в наступление.

— Вы давеча солгали, Ираклий. Дважды. Сначала о том, что друг мой еще жив и его удастся спасти. Хотя когда вы приехали на Пречистенку и предлагали сделать выбор, труп Мити уже лежал в вашем экипаже! Этот обман можно обрядить в куцый мундир военной хитрости и доказывать с пеной на губах, что а la guerre comme а la guerre, — сыщик спустился еще на одну ступеньку. — Но вы снова солгали, когда хвастались своей неуязвимостью. Дескать, вы не привязаны ни к кому, оттого и не имеете слабых мест. Ваша цепь состоит из единственного звена, крепче которого — по вашему заблуждению, — нет ничего. Мните себя владыкой мира, но на самом деле вы — полный ноль. Мальчик, с детства выросший с пониманием того, что придется сто лет, а может и тысячу, прожить в одиночестве. Этого вы боитесь? Потому пришли ко мне? Вы бы и сами отыскали Вострого, раньше или позже. Но вам нужен был сильный соперник. Потому что только в борьбе со мной вы не чувствуете злой тоски, да? На время покидает ощущение, что вы никому не нужны…

Он сделал последний шаг и замер напротив Сабельянова. Тот стоял на ступеньку ниже, поэтому глаза их оказались на одном уровне.

— Привязанность к людям, которую вы высмеивали, это вовсе не слабость. Слыхали такое выражение: «родственные души»? Когда мы теряем близких, часть их души продолжает жить в нас. От этого мы становимся сильнее. И вы, жаждущий вселенского могущества, вы завидуете нам. Поэтому и наносите эти дурацкие рисунки себе на голову — создаете утешительную иллюзию, что вы не одиноки.

— Раз такой проницательный человек утверждает, что я одинок и несчастен — пусть так. Пусть! Но я замкну круг Зодияка. И как… Как ты меня остановишь? — Ираклий уже не пытался казаться вежливым, он бахвалился и кривил разбитые губы в презрительной ухмылке, но в зрачках мелькнуло что-то похожее на испуг. — Убьешь и снова станешь чудовищем? Осмелишься забрать мою жизнь?

Мармеладов чуть наклонился вперед и прошептал в самое ухо противника:

— Я уже поступил гораздо хуже. Лишил тебя надежды на бессмертие.

Из-за двери вырвался ослепительно-красный огненный язык.

— Пожар! Пожа-а-а-а-ар! — завопил дворник, наконец-то заметивший всполохи в «чертовом окне». — Просыпайтеся, люди! Гори-и-им!!!

Ираклий оттолкнул сыщика к перилам и бросился в квартиру. Споткнулся, подворачивая левую ногу. Упал. Пополз дальше на четвереньках. Перевалился через порог, окунаясь в пламя, бушующее в комнате, словно в глубокий омут. И все это — без единого звука.

Мармеладов не спеша спустился по лестнице, вышел на улицу. Отвязал вороного и запрыгнул в седло. Поднял глаза и успел увидеть, как крыша дома обрушилась внутрь, а в небо устремился столб едкого черного дыма.

«Если и была у Ираклия душа, то именно такого цвета», — подумал сыщик, пришпоривая коня.

XXIV

Скворцы щебетали громко и заливисто, пока их не спугнул протяжный свисток паровоза.