Белорусский набат - Александр Афанасьев

– А… давай.

– В одежде, в кармане. Ты близок с Хрулевым?

– Ну… есть немного.

– Можешь ему одну фигню сказать?

– Чего не сказать. Если это фигня…

– Скажи ему вот чего. На флешке – весь расклад по белорусскому Майдану. Американцы сдают его нам.

– Чего? – не понял Серега. – Какого Майдана?

– Пошли выйдем.

Почти на себе я дотащил друга до ледяной купели и безжалостно бросил в нее…

– Уй… ё… уф…

– Из шланга полить? – я взял шланг с концентрирующей насадкой.

– Да пошел ты! Изверг! – Серега выбрался на край. – Так и сдохнуть можно.

– Майдан, Серый. Врубайся.

– Чего?

– Майдан.

– У нас?

– Не, в Беларуси.

Слово «Майдан» для любого сотрудника Администрации Президента было кодовым – как выражение абсолютного зла. Это было как раньше «главный противник». Раньше боялись ядерных ракет, а теперь – собственного народа. В двадцать первом веке народ – тоже оружие, и хорошо бы и вовсе без него, но как существовать Администрации Президента без народа – пока никто еще не придумал.

– Хотя думают.

– И у тебя есть инфа по нему?

– Полный расклад, я смотрел. Фонды, встречи, платежки, договора, логистические схемы – все. Рулит тут триумвират из Польши, Украины и Литвы. Американцы присутствуют только косвенно – фондами.

– Ну, да… – Серега пытался включить мозги. – Жаль, что не у нас… за наш как минимум «За заслуги перед Отечеством» дали бы. Но тоже неплохо. Когда?

– В первых числах сентября. Действовать надо очень быстро.

– Ничего себе. Ладно, что стоит?

– Ничего. Американцы отдают это нам просто так.

– То есть просто так?

Я некстати вспомнил, что в местах не столь отдаленных «просто так» означает групповое изнасилование. Народ в Ростове веселый, там и не такое узнаешь.

– Ни за что. Как знак доброй воли.

– П…ц!

– Я чего хочу. Одно условие все же есть – чтобы мы впряглись за американцев, которых затримает Батька. И второе условие…

…

– Попробуй объяснить Хрулеву одну вещь. Я знаю, люди все упертые, но ты попробуй. Мы многое пережили. До фига плохого пережили, скажем прямо. И большая часть наших проблем связана с Америкой. Но сейчас, возможно, настал тот момент, когда можно не то что протянуть Америке руку помощи, но хотя бы честно договориться. Честно, без камня за пазухой.

Серега скептически фыркнул:

– Сам-то веришь?

Ответить я не успел.

Сначала даже не понял, что происходит… что-то мелькнуло, и я автоматически поймал это боковым зрением. Повернулся, увидел бегущих к нам людей в масках и с автоматами…

– Лежать! Работает СОБР!

Принимали нас жестко – расслабляющий, и руки за спину, без разговоров. Услышал еще, как заорал Серый: «Я сотрудник Администрации Президента!» Потом ударили по голове, и я вырубился…

Львов…

Дивный осенний Львов с его черной брусчаткой, мокрой ватой туч, подпираемых городскими шпилями, желтой листвой в лужах, уютно-камерными улицами и памятниками архитектуры на каждом шагу. Город, в двадцатом веке побывавший в составе пяти государств. Город, в котором было сделано немало научных открытий, – университет Львова в этом даст фору многим учебным заведениям Европы. Город, бывший одним из истоков современной нефтяной цивилизации, – месторождения в Дрогобыче одни из старейших в мире. Город со множеством тайн, легенд и мифов, центр Червоной Руси – загадочного святого Грааля. В свое время русские императоры потратили немало сил на то, чтобы дойти сюда. Увы… через восемьсот лет обе стороны ждало одно лишь разочарование….

Львов не мог быть ничем, кроме столицы, и парадоксальным образом он эту возможность упустил совсем недавно. Львов не мог объединить Украину, он мог лишь ее разъединить, погрузив в кровавую купель жестокости. Львов никогда не был Украиной, это был типично европейский город, причем по европейским меркам очень развитый – и все его ценности, как бы они ни были внешне привлекательны, для Украины были чужды. Львов сорвал Украину в гибельный поход, Львов привил Украине традиции средневекового рыцарства, непонятные и смешные. Увы, в век ядерного оружия рыцарей не бывает. Нет места рыцарям.

В этот город она прибыла с обычной туристической экскурсией из родной Литвы. Но, поссорившись с организаторами, решила гулять по городу сама. Путь привел ее в заведение, известное как «Львовска кавайна шахта». Оно известно искушенным европейским путешественникам тем, что здесь, для того чтобы вкусить кофе, надо спуститься под землю – якобы местный кофе добывается именно там. Еще здесь продают «запаянный кофе» – горелкой нагревают сахар до того, что он плавится и закрывает чашку целиком…

Как и все, она надела каску, после чего ее спустили под землю на старинном лифте. Еще когда они спускались в мрачное львовское подземелье, ей было не по себе. После произошедшего с ней она не могла находиться в тесных подземных норах, испытывала клаустрофобию. Ей пришло в голову, что ее куратор знал об этом и потому назначил встречу именно здесь…

Он ждал ее у выхода, у подъема на поверхность, – чтобы дойти сюда, надо было таскать по рельсам вагонетку. На нем, как и в Польше, был легкий плащ, на глазах – очки в массивной роговой оправе…

– Другого места найти не мог?

– Это ничем не хуже другого, верно?

– Я хочу наверх, – сказала она.

– Пошли.

Они поднялись наверх. В полутемном зале к ним подскочил официант.

– Два кофе. Обычных…

– У нас есть…

– Два кофе. Обычных.

Официант отошел.

– Быдло… – пробормотал сквозь зубы куратор.

– А я думала, что мы за демократию… – подколола она.

– Демократия не для быдла, – отрезал он. – Даже в Древней Греции голосовать мог только тот, кто имел рабов. Разумно.

Официант принес два кофе. Принял деньги и молча удалился.

– Есть две новости.

– Хорошие или плохие?

– Хороших или плохих новостей не бывает, мы сами делаем их такими. Это произойдет здесь, неподалеку. И очень быстро.

– А вторая новость?

– Мы не сможем переправить сюда винтовку.

– Что?

– Придется работать тем, что есть.

Она растерялась… как домохозяйка, у которой сломался пылесос.