Сердце Гудвина - Ида Мартин

не устраивает, может либо сразу сдаться и, как сказал Яков Ионыч, «просто жить», без всяких лишних притязаний, с радостями и горестями, в основном, конечно, с горестями, потому что радость достанется тем, кто примет условия «дано», либо будет вынужден надеть доспехи иллюзий и не снимать их до гробовой доски. Однако мои ребята, мой класс, не такие. Они не сдаются и не убегают. Они справляются с задачами любой сложности и способны прекрасно играть – как в команде, так и за самих себя. Так вот, дорогие мои, я уже неоднократно говорил вам, но и сейчас повторюсь: просто не будет! Будет сложно и больно. Но именно это и здорово! Потому что только в борьбе и преодолении закаляется дух, развивается мозг, вырастают крылья, когти и острые клыки, необходимые для того, чтобы получить от этой жизни все ее блага, которых достойны вы, и только вы, потому что неизменный закон природы гласит: место под солнцем принадлежит сильнейшим!

Голос Аксенова звучал с такой непоколебимой убедительностью, что в зале воцарилась полнейшая тишина. Даже первоклашки перестали ерзать и шелестеть фантиками, а родители мельтешить с телефонами и фотоаппаратами, Лу перестал ухмыляться, рот Вени приоткрылся. Все вокруг замерло. Математик в своей пылкой речи будто проникал в сознание каждого из присутствующих.

Однако у меня перед глазами встала куча сухих веток, беспорядок на кухне, отмывающий пол Степа Росс, покосившееся деревянное крыльцо и хоровод сосновых крон в вышине весеннего равнодушного неба. Обросший щетиной учитель, хлебающий суп, черно-белые фотографии на стенах и тканевая скатерть с бахромой – остатки профессорской роскоши. Борьба и преодоление – сложные, недостижимые для меня вещи. Когти и клыки – атрибуты чужеродного мира.

«Наблюдая – создавай. Создавая – выбирай», – сказал Фламинго. Ощущение приближающейся паники нарастало. И на этот раз источник ее находился во мне. От него не спрятаться, не убежать, не зажмуриться, не задержать дыхание. Вывалившись из рук, цветы рассыпались под ноги, но наклониться, чтобы собрать их, я не могла. Во мне вообще все будто одеревенело и превратилось в суть вековечной сосны, отрешенно созерцающей мелкую людскую суету. А огромная грозовая туча, нашпигованная электрическими копьями молний, медленно застилала небо.

Если… Импликация… Как звучит хлопок одной ладонью?.. Твое холодное сердце запретно, но так безупречно…

Возле ног какая-то возня. Это Веня собрал цветы и забрал их себе, но я даже не поблагодарила его.

«У него есть татуировка с именем Алиса. Угадай где?» Качаться, стоя на качелях, пока не взлетишь так высоко, чтобы этот полет длился вечность… «Эй, Алиса, покажи таблы, лезвия, ножи. Проводи на этажи, покажи, как жить…» Взвесьте мне, пожалуйста, килограмм поцелуев со вкусом железа и посыпьте их сверху сердечными осколками…

Со мной никогда не случалось безответной любви до тех пор, пока Ксюша не перестала со мной разговаривать, пока вино не залило белую простыню и ножка расколовшегося бокала не осталась в ее руке.

Они с Матвеем красивая пара. Красивее, чем Лу с Марго. И это объективно. И танцевали они лучше, хотя и не готовились специально. Во время их танца я представляла, что происходит между ними наедине, и об этом наверняка думали все присутствующие, достигшие возраста соответствующих фантазий.

Господи, как же мне не хватало персонального чат-бота, чтобы просто нормально поговорить!

  В окнах Вселенная не умещается, Школа глядит, а сама уменьшается…  

Я очнулась, когда мы с Ксюшей заканчивали читать стихотворение. Счастье, что в этот раз меня не стошнило, я не упала в обморок и не забыла, как дышать. У меня просто сбился сигнал, как это бывает в телевизоре на даче, когда над нашим домом слишком низко пролетает самолет.

– Иди в зал, посиди, а лучше на улицу, – Ксюша утащила меня за спины выстроившегося петь прощальную песню хора. – Все равно потом все пойдут пускать шары.

– Угу! – Мне было приятно, что она заговорила со мной.

– Что «угу»? Ты меня вообще слышишь, Алис?

– Слышу.

– У тебя опять, да?

– Угу.

  Когда уйдем со школьного двора Под звуки нестареющего вальса, Учитель нас проводит до угла… –  

затянул хор.

– Ща! – Изловчившись, Ксюша дотянулась до Мартова и ткнула его в спину. – Отведи Алиску на улицу, ей плохо.

Упрашивать Кирилла не пришлось, придерживая под руку, он вывел меня из зала. Но только стали спускаться по лестнице, как за нами выскочила моя мама.

– Алиса, что случилось?

На праздник родители заявились в полном составе. Даже Альбина взяла отгул, надеялась, что ей разрешат на несколько часов забрать Рому из больницы, чтобы он хотя бы поприсутствовал, но его не отпустили.

– Мы сейчас вернемся, – заверила я.

– Точно? – Она скептически прищурилась.

– Конечно.

На улице я собиралась сразу же сесть на ступени крыльца, но Мартов вначале постелил свой пиджак, а потом встал напротив и с пытливостью доктора, ставящего диагноз, принялся вглядываться мне в лицо. Чувствовала я себя уже вполне хорошо, но все еще находилась под впечатлением от Ксюшиной реакции.

– Просто Аксенов бесит, – сказала я, словно это что-то объясняло, – иногда так злит, что ничего не могу с собой поделать.

– Он сказал классную речь, – немедленно встал на его защиту Кирилл, – в том-то и дело, что он говорит все так как есть, без прикрас и сюсюканья. Он хочет, чтобы мы быстрее адаптировались в той среде, которой живет мир, называющий себя взрослым, потому что реально там нас жалеть никто не будет. Там конкуренция!

– За что конкуренция?

– Да за все!

Я пожала плечами. Спорить с ним не хотелось. То, что он нашел для меня Фламинго и устроил эту встречу, впечатлило меня настолько, что я вдруг поняла, как была несправедлива к нему, а последующий поцелуй всколыхнул притупившиеся чувства. Я отказалась от Мартова ради Ксюши, тогда как она предпочла мне Матвея. Тетя Лариса права: я ревновала подругу к Оболенцеву. Очень ревновала.

– В любом случае, – продолжал Кирилл, – Иван Сергеевич выступал в начале мероприятия, а сейчас уже почти конец. Неужели ты все это время на него злилась?

– Иди сюда! – поймав за руку, я усадила Мартова рядом с собой. Он действовал на меня успокаивающе. – На самом деле все-таки немного грустно, что школа заканчивается, да? И волнующе. И страшно.

– Мне не нравится, что школа закончилась, только по одной причине, и ты о ней знаешь.

– Но мы же все будем общаться, – неопределенно ответила я.

– Не-а, не будем.

– Откуда такой пессимизм?

– Помнишь, Иван Сергеевич сказал про доспехи иллюзий? Так вот, это про тебя.

– Он говорил про меня?

– Не буквально, конечно, – Кирилл улыбнулся, – но про таких, как ты.

– Глупости, – фыркнула я, – у вашего Ивана Сергеевича замашки фашиста.

– Ребята! – Из школы выбежала Носова. – Ну вы где? Там уже финальное построение идет! Давайте скорее!

Быстро вскочив, я подобрала пиджак Мартова и побежала за ней, а он, догнав меня, весело подхватил на руки и понес.

– Будьте счастливы! – крикнул нам вслед охранник, словно мы молодожены, и от этого стало так смешно, что я хохотала, болтая ногами, до самого зала, возле которого с упреками на нас накинулась завуч и втолкнула внутрь, прежде чем Кирилл успел опустить меня на пол.

Восприняв наше появление как часть программы, зрители бурно зааплодировали, и я, проворно отцепив с кармашка пиджака Мартова маленький колокольчик с ленточками, помахала им над головой, как первоклашка. Все засмеялись. А папа даже встал и принялся нас фотографировать.

И это был тот самый волшебный момент, воспоминания о котором остаются на всю жизнь!

Глава 30

После школы почти все пошли в «Сто пятьсот» и веселились там до вечера. Алкоголь, разумеется, был, но наливали его тайком под столом, а работники кафе делали вид, что ничего не замечают, потому что мы скупили у них все салаты, сэндвичи и роллы.

Мы фотографировались, обсуждали концерт, счастливо размахивали выпускными альбомами, несколько девчонок из нашего класса плакали, но в основном мы шутили, смеялись, настроение было отличное. Кто-то прихватил с собой связку шариков, и мы снова запускали их, но на этот раз перед кафе посреди улицы, и прохожие поздравляли нас, желая удачи на экзаменах.

Ксюша