Игры с хищником - Сергей Алексеев

– Что вы от меня-то хотите? – спросил Сергей Борисович, испытывая тошноту. – Действуйте согласно закону.

Потом, спустя час, растравленный собственным воображением, он пожалел, что не остановил вчера Антонину, не переступил через себя и, по сути, отправил ее на гибель. Что-то еще осталось в душе, может быть, сиюминутно испытанное счастье, точнее, память об этом счастье, и вот теперь это не давало покоя. Он сидел как приговоренный и ждал скорой развязки, например доклада, что техничка облисполкома покончил с собой.

В том же состоянии он пришел на обед домой и обнаружил в квартире разгром, который пыталась ликвидировать обкомовская уборщица. Было разбито стекло в двери, рассыпавшийся пакет каменной соли валялся в коридоре, на пороге кухни лежала сковородка, и все, даже стены, залито подсолнечным маслом.

Тут же, в передней, валялся раскрытый старый чемодан с какими-то женскими тряпками.

– Что здесь произошло? – тупо спросил он.

– Милиция была, – смущаясь, сказала уборщица. – У вас кого-то здесь арестовали.

Он взглянул на чемодан и сразу же понял кого: Антонина вернулась к нему, уже с вещами...

Через несколько дней Евдокию Махоркину выпустили под подписку о невыезде, ибо престарелый и немощный ее муж и родной дед Сергея Борисовича остался без всяческого надзора. Вышел из дома, пошел по Выселкам и начал кричать всякий вздор, но был остановлен участковым и посажен в своей избе под надзор. А выпущенная на волю Махорка, эта бывшая комсомольская вожачка, вместо того, чтобы ухаживать за престарелым мужем, явилась в обком и стала требовать встречи с первым секретарем. Угомонить коммунарку Викторию Маркс не удалось даже с помощью милиции, куда ее опять забрали, но скоро выпустили.

Она скараулила Сергея Борисовича там, где он когда-то встретился с Антониной, – в дендрарии Совнархоза, через который он иногда ходил, чтобы спрямить путь от одного рабочего кабинета до другого, в облисполкоме.

Он никогда не видел жену своего деда, и когда на пути выросла дородная и совсем не старая женщина, в первый миг о ней не подумал.

– А ты красавец, Сережа! – оценила она. – На портретах совсем другой, лощеный какой-то. На самом-то деле видно породу!

Только приглядевшись, он узрел явную схожесть этой женщины с Антониной.

– Посадил всех и радуешься, внучок? – продолжала она насмешливо. – Или тебя лучше зятьком называть?

Стало ясно, кто с комсомольским задором верховодил в семье Махоркиных и кто захотел выдать замуж Антонину за Сергея Борисовича.

– Рано ты успокоился. Мы с твоим дедом еще остались! А пока мы на воле, не будет тебе покоя. Сади и нас!

– Не понимаю, зачем вы это устроили? – спросил он. – Я бы женился на Антонине, и все бы образовалось само собой.

– Женился бы? Как раз!.. Приехал бы свататься и узнал, что родня.

– Как бы я узнал?

Евдокия Махоркина тяжко вздохнула.

– Да Сыч бы и сказал.

На какой-то миг он смутился и спросил:

– Какой... Сыч?

– Дед твой!.. Из ума выжил, все к тебе рвется, чтоб помог свою фамилию вернуть. Не хочет Махоркиным помирать... А узнал бы, так и не женился. Ведь не женился бы, а?

– Нет, – признался Сергей Борисович. – Нельзя же начинать жизнь с обмана?

– Да это все Никита, – как-то обреченно пожаловалась Евдокия. – Говорила, не ходи, втихую все сделаем. Когда женится на Антонине, тогда и скажем. А деда спрячем, чтоб не болтал... Так нет, поперся. Старый сельсовет ему понравился!.. И ты тоже, внучок, хорош. Никого не пожалел, сычиная порода, ничего не испугался, всех за решетку!..

– Их арестовали за преступления.

– Какие там преступления?.. За вино, что ли? Так мы его по-своему делаем, ни зерна, ни патоки не воруем, как другие. И аппарата у нас сроду не бывало!

– А где же вы берете химикаты? Откуда у вас технология?

Евдокия отшатнулась, замахала рукой:

– Да что ты, батюшка! Какая технология? – Огляделась. – Сказала бы тебе, из каких химикатов...

– Но ведь из чего-то гоните?

– Из воды! – засмеялась она. – Из колодезной!

– Совести у вас нет.

– Зато у тебя ее много! Посадил всю родню и доволен? Раньше нас даже милиция понимала и не трогала. Приехал, всех закрыл и думаешь, никто не знает, за что? Наблудил и сейчас свою задницу прикрываешь?

– Сразу бы сказали Антонине, что мы родня, этого бы не случилось.

– Давай миром разойдемся, – вдруг предложила Евдокия. – По-родственному. Пускай ребятам дадут условно, а мы тебя трогать не будем. Это я обещаю. Сыч-то пока не знает, где его дети, а узнает, что ты их в тюрьму упек, и тебе и мне худо будет.

Поверить в ее обещания было трудно, однако другого выхода тогда Сергей Борисович не видел и, вспомнив советы Бажана, согласился на мировую.

Махоркиных продержали в тюрьме до суда, после чего назначили условное наказание и отпустили. Вероятно, Евдокия слово свое держала – никто из них на глаза не показывался, жалоб не писал и вообще никак не проявлялся. Однако Сергей Борисович не мог отделаться от навязчивой мысли, что все равно это так мирно не закончится и обязательно чем-нибудь отрыгнется, поэтому жил неспокойно, с ожиданием какого-нибудь подвоха.

И предчувствие не обмануло.

У матери в Ельне он бывал редко и тут, когда однажды приехал, застал ее озабоченной и встревоженной. Сколько помнил, она всегда жила с этими чувствами, пожалуй, с тех пор, как получила похоронку на отца, – словно все время ждала еще какой-то беды. Она никогда не спрашивала о работе, почему-то не гордилась его успехами, как другие матери, а иногда, напротив, будто бы стыдилась, что сын – главный в области начальник.

И на сей раз она при встрече ничего не сказала, но когда Сергей Борисович лег спать, присела в изголовье, как возле больного, ссутулилась.

– Неладное творится, Сережка, – проговорила мягко и горестно. – Худое люди говорят про тебя, стыдно на глаза показываться.

Он ощутил толчок, словно от ударной волны, и, вмиг предугадав, что произошло, чуть приподнялся и замер: Евдокия Махоркина не сдержала обещаний, распустила слухи...

Поэтому не сразу спросил:

– И что же говорят?

– Будто ты с одной девкой с Выселок связался, Антониной Махоркиной. Брюхо ей сделал, а потом испугался и всех в тюрьму закрыл...

– Брюхо?..

– Ага, значит, не зря говорят. Знаешь ты Антонину...

– Это неправда. Сплетни, мама!

– Я тоже так подумала... Ну и поехала на Выселки узнать, что да как.

– Зачем?!

– Да скрытный ты, сынок, все от меня таишь. С Ольгой разошелся – слова не сказал, от людей узнала. Раньше скрывал и сейчас все молчишь, с кем живешь, как... Верно оказалось, не сплетни: Антонина Махоркина и в тюрьме посидела, и мальчика родила, Федором назвала и тебя отцом записала. В нашем ЗАГСе-то сначала не догадались, метрики выправили, а хватились, так поздно, Антонина переписать не соглашается... – Она чуть распрямилась. – Глянуть захотелось на внука. Подходить уж не стала, а издали-то посмотрела. Маленький еще совсем, но уже сидит, смотрит по сторонам, глазенки круглые – истинный сычик...