Плексус - Генри Миллер

На следующий день решено было начать и после полудня обменяться впечатлениями. К моему приходу Мона уже была дома. Она не выразила особого энтузиазма по поводу утренних успехов. Ей удалось продать несколько коробок, да и то с большим трудом. Рачительность, по ее словам, была не в характере наших соседей. (Нечего и говорить, что я не продал ни единой коробки. К тому времени у меня успело перегореть желание топтаться под чужими дверьми, униженно предлагая что-нибудь купить. Сказать правду, я уже готов был взяться за любую другую работу.)

Однако Мона считала, что не все потеряно, но за дело надо браться иначе. Назавтра она решила отправиться по конторам и учреждениям, где будет иметь дело с представителями сильного пола, а не с домохозяйками и прислугой. Если же и тут не выгорит, то надо попытать удачи в ночных клубах в Виллидж и, возможно, в кафе на Второй авеню. (Мысль о кафе пришлась мне по душе. Я подумал, что с этим смогу справиться и сам.)

С учреждениями оказалось и впрямь лучше, чем с жилыми кварталами, хотя ненамного. Невозможно достучаться до человека, сидящего за письменным столом, особенно когда единственное, что ты можешь ему предложить, - леденцы. И постоянно приходилось выслушивать какие-то гнусности. Правда, двое, дай им Бог здоровья, все-таки купили штук шесть упаковок. Скорее всего просто сжалились. Моне особенно понравился один из них. Она даже собиралась еще раз повидать его. Он, естественно, употребил все свое красноречие, дабы убедить ее бросить это занятие.

- Мы еще о нем поговорим, - пообещала она.

Я на всю жизнь запомнил свой дебют в роли бродячего торговца. Для затравки я решил навестить кафе «Ройал» - это было мое излюбленное место, и я был хорошо знаком с завсегдатаями. (Я тешил себя надеждой, что встречу там кого-нибудь, кто даст мне толчок в нужном направлении.) Было обеденное время, и публика вяло ковырялась в своих тарелках, когда на пороге возник я с маленьким чемоданчиком, набитым конфетами. Оглядевшись, я не увидел ни одного знакомого лица. Еще раз пошарив глазами вокруг, я остановил свой выбор на развеселой компании, сидевшей за длинным столом. С них я и решил начать.

К несчастью, их настроение не соответствовало серьезности моей миссии.

- О, импортные леденцы! - язвительно сострил один умник. - А как насчет шелка? - Его приятелю захотелось опробовать качество товара и убедиться, что он и в самом деле из-за океана, а не с соседней улицы. Он взял несколько коробок и предложил их сидевшим за столом. Глядя на их спутниц, я самонадеянно решил, что дело сделано. Подошел с другой стороны и остановился возле того, кто показался мне в этой компании заводилой. Тот без умолку сыпал остротами.

- Леденцы, говоришь! Подзаработать решил! А с виду такой приличный и по-английски сечет! Небось после колледжа. - И т. д. и т. п. Он сгреб несколько штук себе и передал коробку дальше, не переставая подавать реплики, от которых окружающие помирали со смеху. Я стоял как столб. Никому, похоже, не приходило в голову поинтересоваться ценой. Равно как и заявить о желании что-то приобрести. Это напоминало игру в парчези. Наконец они напробовались, почесали языки на мой счет и… заговорили о каких-то совершенно посторонних вещах, обо всем на свете, только не о конфетах и не о вашем покорном слуге, который не двигался с места в надежде, что о нем вспомнят.

Я довольно долго стоял, пытаясь представить, как далеко может зайти эта затянувшаяся шутка. Не предпринял ни малейшей попытки собрать разбросанные коробки. Молчал, словно воды в рот набрал. Постепенно мой взгляд из вопрошающего сделался свирепым. За столом возникла некоторая неловкость. Заводила, возле которого я возвышался немым упреком, наконец сообразил, что происходит что-то неладное. Он повернулся вполоборота, смерил меня взглядом, словно впервые увидел, и произнес, будто отгоняя назойливую муху:

- Ты еще здесь? Не нужны нам твои конфеты. Проваливай отсюда. - Я промолчал, только осклабился. У меня тряслись руки. Я еле сдерживался, чтобы не вцепиться ему в глотку. В голове не укладывалось, что меня просто-напросто разыграли - даже не меня, а в моем лице белого, потомственного американца, вдобавок еще и художника; чего только я не наприписывал себе в момент уязвленной гордости! Тут мне вспомнилось, как сам я в один прекрасный день в этом самом кафе разыграл гнусную комедию над старым нищим евреем, имея целью исключительно насмешить приятелей. Я мгновенно оценил горькую иронию происходящего. Сейчас на месте беспомощного нищего стоял я. Стоял как мишень. Печальный гвоздь жестокой программы. Знатная получилась забава. Знатная, разумеется, в том случае, если сидишь за столом, а не стоишь на задних лапках, как собачка, выпрашивая объедки. Меня бросало то в жар, то в холод. Я готов был провалиться сквозь землю от стыда и унижения: казалось, еще минута - и я растерзаю негодяя, осмелившегося сыграть со мной такую шутку. Уж лучше сгнить в тюрьме, чем терпеть новые издевательства. Словом, я решил устроить потасовку и так разорвать порочный круг.

К счастью, он, видимо, уловил ход моих мыслей. Вот только не мог решить, как спустить на тормозах это маленькое приключение. До меня донеслось, как он примирительным тоном - произносит:

- В чем дело? - После этого еще несколько минут я не слышал ничего, кроме собственного голоса. Я истошно орал уже не помню что. Орал как полоумный. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы меня не скрутили официанты, дружно бросившиеся ко мне с намерением вытолкать на улицу. Но в этот момент вмешался мой главный обидчик и заставил меня отпустить. Он вскочил и положил руку мне на плечо:

- Извини друг, зря это я. В мыслях не было доводить тебя до крайности. Присядь с нами, ту Он потянулся за бутылкой и налил бокал вина. Кровь еще не успела отхлынуть от моего лица, и я продолжал метать яростные искры из глаз. Руки заметно дрожали. Компания сидела, уставившись на меня одного. Она была похожа на многоглазое гигантское чудище. За другими столиками тоже начали оборачиваться в мою сторону. От руки, лежащей на моем плече, исходило тепло. Мой бывший мучитель нежно уговаривая меня выпить. Я поднял свой бокал и, не глядя, осушил его. Он поспешно наполнил его вновь и осушил собственный.

- За твое здоровье! - Остальные последовали его примеру. - Меня зовут Спилберг, - представился он. - А тебя как величать? - Я назвался (собственное имя странно отозвалось в ушах), и мы чокнулись. И тут народ как прорвало, все наперебой загалдели, как им, мол, стыдно за свою недостойную выходку.

- Цыпленка хочешь? - предложила весьма симпатичная молодая особа, сидящая напротив. Она передала мне большое плоское блюдо. Сил на сопротивление у меня не осталось. Подозвали официанта. Не хочу ли я чего-нибудь еще? Кофе, разумеется, и глоток шнапса? Я кивнул. Я до сих пор не вымолвил ни слова, разве что сказал, как меня зовут. (Как здесь оказался Генри Миллер? Эхо отзывалось у меня в мозгу: Генри Миллер… Генри Миллер.)

Из мешанины слов, немилосердно терзающих мой слух, я уловил наконец следующее:

- Как его сюда занесло? Это что, эксперимент? Я уже немного пришел в себя и смог выдавить некоторое подобие улыбки.

- Да, что-то вроде.