Охота на ведьму - Астрид Фритц

– Это же замечательно, Сюзанна! Я уверена, он пишет, что хочет на тебе жениться! – просияла она.

В этом-то и заключалась разница между Марией и Эльзбет. Как моя будущая невестка могла так радоваться и улыбаться, когда я уже давно рассказала ей, что не хочу выходить замуж в Страсбург?

Отважившись, я развязала узел на ленте, перевязывавшей свиток.

– Вот сейчас и узнаем.

– Ты читать умеешь?

– Немного.

Сердце выскакивало у меня из груди, когда я открыла письмо и принялась с трудом разбирать вычурный почерк Зайденштикера.

У меня голова закружилась. Как неверно я оценила ту нашу первую встречу! Так значит, я «пришлась ему по сердцу», да еще и моя «сдержанность» ему понравилась! Только ради папы я вела себя приветливо с этим странным костлявым человеком. Надо было мне вообще рта не раскрывать.

– Что случилось? – взволнованно спросила Мария. – Он не хочет на тебе жениться?

– Наоборот, – пробормотала я. – Папа очень обрадуется.

– А ты? Разве ты совсем не рада? Ведь ты будешь жить в таком богатом и достойном доме… Какая женщина такого не захочет? И мы все сможем приезжать к тебе в гости, я уверена…

– Перестань, Мария. Тебе этого не понять. Для меня этот дом – словно тюрьма.

На следующее утро, едва папа и Грегор начали торговать, я отправилась в путь. Ночью я почти не сомкнула глаз, все мне виделось то лучащееся счастьем лицо моего отца, когда он вечером прочел письмо, то презрительная физиономия страсбургского купца. Да, Зайденштикер казался мне высокомерным и чванливым. Наверное, он надеялся покрасоваться рядом с молодой женой, по возрасту годившейся ему в дочери.

Но у меня всегда оставался другой выход, о котором я раздумывала в моем отчаянии, пусть до того он и казался мне неприемлемым.

Субботнее утро выдалось холодное и туманное, и я пониже надвинула капюшон накидки на лоб. Кроме того, я не хотела, чтобы кто-то узнал меня, когда я позвонила в колокольчик у ворот женского монастыря Сюло.

Он находился недалеко от моего дома, и всю дорогу туда я бежала, потому не успела отдышаться, когда заслонка на воротах открылась и привратница спросила, зачем я явилась.

– Я хочу поговорить с матушкой-настоятельницей. Дело срочное.

– Так мог бы сказать любой. Кто ты такая?

– Простите. Я Сюзанна Миттнахт.

– Дочь галантерейщика Миттнахта?

– Да, это я. – Я смутилась под пристальным взглядом ее темных глаз.

– Тогда я знала твою матушку, да смилуется Господь над ее душою. – Голос привратницы смягчился. – Когда-то я написала для нее икону с ликом святой Маргариты.

Я кивнула.

– Эта икона все еще висит в нашем доме.

– Ох, дитя, мне так жаль, что с твоей матушкой такое случилось. Ужасная смерть. Меланхолия – это страшное испытание.

Меня тронуло участие монахини, но я волновалась все сильнее. Напротив цейхгауза[120] собралась небольшая компания мужчин, и среди них был знакомый моего отца.

– Я могу войти?

– Тебе повезло, только что закончилась утренняя месса.

Засов отодвинулся, правая створка врат отворилась, и я проскользнула внутрь большого мощенного камнями монастырского двора. Передо мной возвышался закрытый портал монастырской церкви, к которой слева примыкало крыло с кельями. Вдоль стены тянулись разные строения из светлого камня, откуда доносилось кудахтанье кур и перестук молотков. У колодца женщина в коричневой рясе набирала воду в ведро.

Все это показалось мне каким-то пустым и безыскусным, ни одно деревце не отбросит тут тени летом, нигде нет лавки, чтобы присесть и отдохнуть.

– Можешь подождать здесь или вон там, в гостевом доме. – Сестра-привратница улыбнулась мне.

– Лучше здесь, – пригорюнившись, ответила я.

Кивнув, монахиня скрылась в церкви. А я снова оглянулась. Неужели я и правда хотела бы провести всю свою оставшуюся жизнь за этими высокими монастырскими стенами? Отказаться от возможности в чудесные дни гулять по переулкам и рынкам, когда мне только вздумается, и чувствовать себя свободной? С другой стороны – что это за свобода, если мне придется жить в огромном, темном и мрачном Страсбурге, еще и рядом с ворчливым стариком, который хотел запереть меня в золотой клетке? К тому же я знала, что монахини в Сюло не очень строго соблюдают уединение в клаузуре. Я часто встречала их у рыночных лотков, и даже на представлениях бродячих музыкантов. И по слухам, гости в этот монастырь приходили куда чаще, чем полагалось.

Дверь церкви распахнулась, и во двор вышла невысокая полная женщина в черно-белом доминиканском хабите, а за ней последовал худощавый монах, которого я прекрасно знала, – брат Генрих.

– Сюзанна Миттнахт? – монахиня неспешно приблизилась ко мне. – Я мать Урсула, настоятельница этого монастыря. А с нашим духовным наставником и исповедником ты знакома.

Я испуганно преклонила перед ними колени. Монахини монастыря Сюло находились под духовной опекой брата Генриха, а я совсем забыла об этом! Он тоже, похоже, был очень удивлен встрече со мной. Его рот приоткрылся, будто приор собирался что-то сказать, но затем он передумал и едва заметно покачал головой.

– Так значит, ты хочешь прийти в наш монастырь, – начала мать-настоятельница. – Ты тщательно обдумала это решение?